Пер Валё - Розанна. Швед, который исчез. Человек на балконе. Рейс на эшафот

У Стенстрёма была с собой вечерняя газета, они прочли, что по телевизору сейчас идет американский фильм.

– Фильм так себе, – сказал Колльберг. – Я видел его лет десять-пятнадцать назад. Лучше всего там конец: все умирают, кроме одной девушки. Ну, я побегу, еще успею посмотреть конец. Если до шести мне не позвонишь, я приду.

Утро было морозным, на небе ярко сверкали звездочки, когда спустя девять часов Стенстрём направлялся к Санкт-Эриксплан. Свет в комнате на третьем этаже погас в половине одиннадцатого, и с тех пор больше ничего не происходило.

– Смотри, не замерзни, – сказал перед уходом Стенстрём.

Когда наконец открылась входная дверь и появился долговязый, Колльберг вознес благодарность небесам, что теперь появилась возможность хотя бы немного двигаться.

Бенгтссон был в том же самом плаще, что и накануне, шляпу он сменил на серую каракулевую шапку. Шагал он быстро, дыхание вырывалось у него изо рта белым паром. На Санкт-Эриксплан он сел в автобус в сторону Рёрстрандгатан, и за несколько минут до восьми Колльберг увидел, как он входит в дом, где находится транспортная фирма.

Через два часа он снова появился, зашел в кондитерскую-автомат в соседнем доме, выпил кофе и съел два бутерброда. В двенадцать отправился в ресторан самообслуживания, после обеда пошел пройтись и снова вернулся в контору. В две минуты шестого запер дверь, поехал автобусом на Санкт-Эриксплан, купил в пекарне хлеба и пошел домой.

Без двадцати восемь он вышел из дома. На Санкт-Эриксгатан он свернул направо, через мост вышел на Флеминггатан, повернул на Кунгсхольмсгатан и там вошел в один дом. Колльберг остановился перед входом, над которым большими красными буквами было написано «КЕГЕЛЬБАН». Он открыл дверь и тоже вошел.

В кегельбане было семь дорожек, а сбоку, за декоративной решеткой, находился бар с маленькими круглыми столиками и табуретками, обтянутыми кожей. Здесь было шумно и весело, время от времени раздавался гул катящихся шаров и стук падающих кеглей.

Колльберг сразу не увидел Бенгтссона. Зато мгновенно обнаружил двух из трех мужчин, которые накануне были в ресторане. Они сидели за столиком в баре, и Колльберг тут же отпрянул к двери, чтобы его случайно не узнали. Через минуту к столу подошел третий с Бенгтссоном. Когда они начали играть, Колльберг вышел наружу.

Через два часа игроки в кегли расстались на остановке трамвая на Санкт-Эриксгатан, а Бенгтссон вернулся домой пешком тем же путем, что и пришел.

В одиннадцать часов в квартире Бенгтссона погас свет, но в это время Колльберг уже лежал дома в постели, а его коллега, предусмотрительно надев толстую дубленку, прогуливался взад-вперед по Беркгатан. Стенстрёма мучила простуда.

На следующий день была среда, она прошла в принципе так же, как и вторник. Стенстрём не поддался простуде и провел бóльшую часть дня в ресторане на Смогландсгатан.

Вечером Бенгтссон отправился в кино. На пять рядов позади него тихо страдал Колльберг, а в это время на экране светловолосый полуобнаженный Мистер Америка голыми руками расправлялся с допотопными чудищами кинематографических размеров.

Следующие два дня прошли как близнецы. Стенстрём и Колльберг поочередно сменяли друг друга и изучали скучную и тщательно организованную жизнь этого человека. Колльберг еще раз посетил кегельбан и убедился в том, что Бенгтссон хорошо играет, а также узнал, что ходит он туда с незапамятных времен каждый вторник со своими коллегами.

На седьмой день было воскресенье, и, по мнению Стенстрёма, за все это время произошло лишь одно достойное внимания событие: состоялся хоккейный матч Швеция-Чехословакия, на котором присутствовали он, Бенгтссон и еще десять тысяч зрителей. В ночь с воскресенья на понедельник Колльберг нашел на Беркгатан другой дом, в парадном которого ему удалось спрятаться.

Когда в следующую субботу он увидел, как Бенгтссон входит и закрывает дверь в две минуты первого и идет в направлении Регерингсгатан, то подумал: «Ага, значит, мы идем выпить пивка». Когда же Бенгтссон открывал дверь немецкой пивной «Левёнброй», Колльберг стоял на углу Дроттнинггатан и тихо ненавидел его.

Вечером он сидел в своем кабинете в Кристинеберге и разглядывал фотографии, отпечатанные с кинопленки. Он уже сбился со счета, сколько раз это делал.

Каждую фотографию он изучал долго и тщательно, и хотя ему не хотелось в это поверить, видел перед собой все время одного и того же человека, за чьей размеренной жизнью следил вот уже четырнадцать дней.