Жорж Сименон - Мой друг Мегрэ [сборник]

– А! Это ты, Мегрэ?

Перед ним стоял Эрнест Малик. На этот раз на нем был серый костюм из твида, на ногах белые замшевые туфли, на голове панама.

– Брат только что звонил мне по телефону.

– Знаю.

– Оказывается, и тебе уже смертельно надоели выдумки моей тещи.

Голос его был сдержан, взгляд – внушителен.

– Если я правильно понял, – продолжал Малик, – тебе уже хочется вернуться к своей жене и к своему огороду?

И тут, сам не зная почему – это, вероятно, и называл ют вдохновением, – став еще тяжелее, еще толще, еще неподвижнее, чем когда-либо, Мегрэ отрезал:

– Нет.

Удар попал в цель. Малик не мог этого скрыть. Тут ему изменило его обычное хладнокровие. Мгновение он как будто пытался проглотить слюну, кадык его несколько раз судорожно дернулся.

– А!..

Он быстро огляделся вокруг, однако не потому, что собирался столкнуть Мегрэ в Сену.

– У нас еще порядочно времени до того, как соберутся гости. Мы обычно завтракаем позднее. Зайдем на минутку ко мне в кабинет.

Парк они пересекли в полном молчании. Через открытое окно Мегрэ увидел, как в гостиной г-жа Малик расставляет цветы в вазах.

Они обогнули виллу, и Малик ввел гостя в свой просторный кабинет с глубокими кожаными креслами. Стены были украшены моделями яхт.

– Можешь курить…

Малик старательно закрыл дверь и наполовину спустил шторы – комната была залита солнцем. Наконец он сел за письменный стол и принялся вертеть в руках хрустальный нож для разрезания бумаги.

Мегрэ, присев на подлокотник кресла, с равнодушным видом принялся медленно набивать трубку. Помолчав, он спокойно спросил:

– Где твой сын?

– Который?.. – спохватившись. Малик добавил:

– При чем тут он? Речь идет не о моем сыне. Речь идет обо мне.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего.

– Да, речь и в самом деле идет о тебе.

Рядом с этим элегантным человеком, со стройной фигурой, с тонким холеным лицом, Мегрэ выглядел настоящим увальнем.

– Сколько ты мне предлагаешь?

– А кто тебе сказал, что я собираюсь тебе что-то предложить?

– Никто. Просто догадываюсь.

– А в конце концов, почему бы и нет! Наши власти ведь не слишком щедры. Какую тебе назначили пенсию?

А Мегрэ все так же миролюбиво и смиренно ответил:

– Три тысячи два франка. – И тут же с обезоруживающим простодушием добавил:

– Конечно, у нас есть кое-какие сбережения.

На этот раз Эрнест Малик был и вправду смущен. Этот выход показался ему слишком уж легким. У него даже возникло подозрение, что бывший соученик издевается над ним. И однако…

– Послушай!

– Слушаю внимательно.

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь.

– Да ведь я так мало думаю!

– Ты, вероятно, воображаешь, что можешь прижать меня, что у меня есть какие-то тайны. Но даже если бы в самом деле было так…

– …но даже если бы в самом деле так оно и было, – подхватил Мегрэ, – это меня не касается, не правда ли?

– Шутишь?

– Что ты, и не думаю!

– Видишь ли, здесь ты только теряешь время. Ты, вероятно, считаешь себя очень ловким. Ты сделал солидную карьеру, преследуя воров и убийц. Так вот, мой бедный Жюль, здесь нет ни воров, ни убийц. Понимаешь? Совершенно случайно ты попал в незнакомую тебе среду и невольно можешь причинить много зла. Вот почему я говорю тебе…

– Сколько?

– Сто тысяч.

Мегрэ и бровью не повел, только нерешительно покачал головой.

– Сто пятьдесят. А то и двести.

Малик встал, взвинченный, напряженный, не переставая вертеть в руках нож, который неожиданно сломался. На указательном пальце показалась капля крови, и Мегрэ заметил:

– Ты порезался.

– Молчи! Вернее, отвечай на мой вопрос. Я подписываю тебе чек на двести тысяч франков. Не хочешь чек? Ну, можно сделать иначе. Сейчас мы сядем в машину и поедем в Париж. Там я возьму в банке деньги. А потом отвезу тебя в Мен.

Мегрэ вздохнул.

– Ну, что ты на это скажешь?

– Где твой сын?

На этот раз Малик не сдержал гнева.

– Это тебя не касается! Это никого не касается! Слышишь? Я не у тебя в кабинете на набережной Орфевр, да и тебя самого там уже нет. Я прошу тебя уехать, потому что твое присутствие здесь по меньшей мере некстати. Людям лезут в голову разные мысли. Они начинают задумываться…

– О чем же они задумываются?

– В последний раз предлагаю тебе уехать по доброй воле. Я готов щедро это компенсировать. Ну как – да или нет?

– Конечно нет.

– Что же, в таком случае я буду говорить по-другому.

– Не стесняйся!

– Я не мальчик из церковного хора и никогда им не был. Иначе я не стал бы тем, кто я сейчас. Так вот: из упрямства, вернее, по глупости – да, по глупости – ты можешь причинить людям беды, о которых даже не подозреваешь. А ты доволен, не правда ли, доволен? Ты чувствуешь себя так, словно по-прежнему служишь в уголовной полиции, выслеживаешь какого-нибудь убийцу или молодого негодяя, задушившего старуху. Я никого не задушил. Слышишь? И никого не ограбил.