Елена Грушко - Следствие поручено мне. Повести о милиции

Шофер Слава Балаш был очень удивлен, когда к нему ранним утром пришли из милиции.

— Вы вчера сказали, что на территории склада видели двоих мужчин. Не могли бы вы их описать поточнее?

— Ну что ж. Я вчера говорил и теперь скажу. Один, значит, высокий, другой, значит, пониже. Высокий был в темной такой куртке, может, и не куртке, но, помню, в черной. Низкий — в пальто, светлое такое пальто. Из кармана у него болтался чулок — я заметил.

— Может быть, не пальто, а полушубок? Белый.

— Ну! Я б полушубок сразу признал! Давно гоняюсь за таким. Нет, это было пальто, только оно как балахон на нем болталось. Не его пальто. А что натворили?

— Простите, здесь живет мальчик Валерий Кушаков? Я из милиции.

— Да, да, проходите, пожалуйста. Вот сюда.

— Не рано ли? Вы уж извините, мы и так не хотели будить детей рано.

— Да что вы, он уже давно не спит. В школу на первый урок не пошел, вас дожидался. Когда, говорит, ко мне из милиции придут? И Андрюша тоже здесь.

Они все расскажут. Расскажи, Валерик, а дядя запишет.

— Давай ты, Андрюха.

— Нет, ты давай, к тебе пришли.

— Значит, так. Мы играли, а тут он как побежит! Длинный такой, в унтах. А на глазах маска такая черная, автомат у него самый настоящий. Верно, Андрюха?

— Ага. Потом этот, который другой, прыг в машину, кричит: «Заводи скорей, а то догонят!» Тот — зажигание чик, сцепление нажал, газку подбавил — она сразу же и завелась. Наверное, антифриз у них был залит.

— Постоите, ребята, постойте. Значит, один был в унтах?

— Конечно, в унтах! В чем же еще?

— А маска — черная?

— У высокого черная, а у низкого коричневая. Мы еще за ними побежали, а тут с базы машина выезжает, «Жигули» красные.

— И совсем не «Жигули», грузовая, с кузовом.

— Думаешь, у «Жигулей» кузовов не бывает? Еще какие бывают! Я и запомнил: ХБД или ХБЗ, а задняя цифра — 36.

— Значит, выезжает машина, они быстренько садятся в нее, так? Кто же сидел за рулем? Кому «заводи» кричали?

— Врет он все, дядя. И совсем не с базы она выезжала, а стояла. Часа два стояла на морозе — и хоть бы что. Антифриз — я же точно знаю. Хоть неделю на морозе стоять будет.

— Послушайте, ребята, вы дяде говорите правду. Это очень серьезно, Валерик. Тут придумывать ничего нельзя. Правда, дядя? Давайте разберемся по порядку. Значит, в шесть часов вы играли на площадке в хоккей, так?

— Так!

— Тут вы увидели, что…

— Простите, во сколько, вы сказали, они играли в хоккей?

— В шесть. Это я точно знаю. Потому что без четверти семь я его в форточку крикнула: фильм по телевизору начинался. Они тут же прибежали, все в снегу — ужас.

Начальнику отдела ГАИ

По делу разбойного нападения на сберкассу. Розыск оранжевых «Жигулей» с номером 36. Проверкой установлено, что версия не подтвердилась. Просим розыск прекратить.

Рыжие кучи высыпанной золы, льдистые выплески помоев, густая щетина бурьяна… Метр за метром обходил Кузьмин территорию базы. Топтался у куч мусора, опилок, обрывков материи, бумажного хламья. Что он искал? Наверное, он и сам не смог бы ответить на этот вопрос. Какие следы может оставить человек, пройдя по наезженной ледяной дороге? И как можно определить, имеет вот этот клочок ваты, зацепившийся на обрыве колючей проволоки, отношение к делу или занесен сюда ветром?

«Стой, Петро. Не здесь ищешь. На территории базы они уже шли спокойно. Значит, искать надо там, где они торопились, бежали. Могли поскользнуться, что-нибудь и выронить. Расческу, например. О, расческа — целый клад».

Почему-то ему казалось, что он найдет именно расческу.

«Пойдем не по мере удаления, а по мере приближения к месту происшествия. На этом месте их встретил Балаш. Так. Значит, они пришли сюда оттуда, из-за забора. Что у нас за забором? Двор комбината ритуальных изделий. Ага. Тут в заборе есть дырка. Доска выломана».

Кузьмин глянул в пролом и присвистнул озябшими губами: двор был заброшен и настолько замусорен, что искать что-либо тут было безнадежно. Прошел по утоптанной тропинке назад и вперед, снова назад и вперед. Здесь они должны были бежать, могли поскользнуться, уронить расческу.

«Тьфу, далась мне эта расческа. И почему они должны, мчась в темноте, раскидывать по тропинке расчески? Какой дурак будет расчесываться в темноте! Тут ведь темнотища была, немудрено, что я вчера эту тропинку и дырку в заборе не обнаружил, через забор пер!»

Мысль, оглушительная, острая, потрясающая, как удар током, пронзила его. Кузьмин резко выпрямился, ошеломленно посмотрел по сторонам, словно хотел убедиться, не видит ли кто его стыдобы. Давно уже онемевшим ногам вдруг стало горячо, как в кипятке. Бегом помчался он к воротам комбината, словно боялся, что мысль, такая простая, такая очевидная, потеряется, уйдет так же внезапно, как и пришла.