Андрей Воронин - Спецназовец. За безупречную службу

Войдя, они очутились в широком, вымощенном рубчатыми чугунными плитами проходе между длинными рядами станков — токарных, фрезерных, сверлильных, револьверных и прочих, предназначенных для механической обработки металла. Шугаев мимоходом удивился: он не подозревал, что на заводе, выпускающем всякую электронную требуху, так основательно работают с железом. Конечный продукт этой работы в виде ворохов металлической стружки выпирал из расставленных вдоль прохода железных контейнеров. Тронутая цветами побежалости стружка — то радужная, то красновато-желтая, как бронза, то ярко-синяя — смотрелась завлекательно, хоть ты новогоднюю елку ею украшай. Свисающие с далекого потолка на длинных металлических тросах ртутные лампы не горели, и в просторном помещении царил прохладный сумрак, разжиженный проникающим через заросшие пылью зенитные окна дневным светом. Пахло железом, машинным маслом и еще чем-то незнакомым, но явно имеющим прямое отношение к производственному процессу — надо полагать, охлаждающей эмульсией.

Кроме них, в цеху никого не было.

— А где Сарайкин-то? — изумился недалекий Мама.

В тишине огромного пустого помещения его солидный хрипловатый бас прозвучал как-то сиротливо, потерянно, чуть ли не испуганно.

— Мутная какая-то хрень, — поддержал его Удав. — Ты куда нас притащил, Санек?

— Разберемся, — пообещал Шугаев, уже начиная понимать, что выполнить это обещание сумеет едва ли.

Заведя руку за спину, он положил ладонь на рукоятку торчащего за поясом пистолета. И сейчас же, словно это привычное движение послужило сигналом, из-за станков слева от прохода беззвучно, как в страшном сне, выросли одинаковые черные фигуры с жуткими трикотажными рылами вместо лиц.

Краешком сознания Шуня успел удивиться: почему только слева, а не с двух сторон? Чтобы ненароком не перестрелять друг друга, понял он в ту же секунду. И в этот краткий миг затишья перед огненным шквалом он понял еще одно: почему у них еще там, на проходной, не отобрали оружие. Да потому, баранья твоя башка, что по сравнению с их боевой выучкой и огневой мощью ваши два «TT», один «Макаров» и с грехом пополам отчищенный от ржавчины ископаемый «вальтер» — пшик, на который не стоит обращать внимания. Вот тебе и союзники, которых не стоит опасаться… То-то, что не стоит!

Сука Маланья, подумал он, и в это мгновение рейдеры открыли огонь. Они стреляли прицельно, короткими очередями, и ни разу не промахнулись. Несколько пуль, пройдя навылет, с лязгом выбили красноватые искры из чугунных станин; одна, пробив жестяной защитный кожух, безнадежно вывела из строя дорогой станок с числовым программным управлением, но на этом список повреждений, причиненных оборудованию механического цеха, был закрыт.

Когда стрельба утихла, прорезанная в воротах дверца отворилась, и в нее, пригнув голову в низком проеме, вошел провожатый Шуни и его коллег. Приблизившись к лежащим на залитых кровью чугунных плитах телам, рейдер вынул пистолет и аккуратно, без спешки, один за другим сделал четыре контрольных выстрела.

Наблюдавший за этой сценой из окна расположенного под самой крышей кабинета начальника цеха подполковник Сарайкин воздержался от комментариев, но сделал из увиденного кое-какие выводы. Выводы эти касались стиля работы его делового партнера и были, мягко говоря, неутешительными.

Откуда-то издалека вдруг послышался царапающий нервы нарастающий вой сирены воздушной тревоги. Он оборвался на самой высокой ноте так же неожиданно, как начался, и снова наступила тишина, нарушаемая только приглушенным стрекотанием отбойного молотка в подвале лабораторного корпуса.

— Это еще что такое? — насторожился стоявший рядом с Сарайкиным Волчанин. — Где?

Подполковник равнодушно пожал плечами.

— На аэродроме, наверное, — сказал он, — больше просто негде. До него отсюда рукой подать — километра два, не больше. Решили, наверное, «улитку» свою проверить. А может, пацан какой-нибудь на склад забрался и ручку крутанул — из озорства, поглядеть, что получится…

— Бардак, — уверенно констатировал Волчанин.

— Что бардак, то бардак, — глядя в окно на разбросанные внизу в неестественных позах тела, со вздохом согласился Анатолий Павлович.

Короткий, внезапно оборвавшийся вскрик далекой сирены вывел Михаила Васильевича Горчакова из тягостного раздумья. Неловко завозившись, он уселся на разъезжающемся импровизированном ложе из сваленных в кучу папок с документацией и рассеянно провел ладонью по шершавой от проступившей щетины щеке.