Андрей Воронин - Слепой. Я не сдамся без боя!

Толпа испуганно шарахнулась от них во все стороны; пронзительно завизжала какая-то женщина, мужской голос повелительно проревел: «Стой, стрелять буду!». Со всех сторон, разрезая толпу, к месту происшествия устремились какие-то люди. Они были в штатском. Данная форма одежды свидетельствовала о том, что где-то там, в высоких сферах, сильно недооценили ум и профессионализм противника. Осознав это, «украинец» бросился бежать.

Расшвыряв в разные стороны всех, кому не повезло очутиться у него на пути, он одним прыжком достиг выхода. Здесь он задержался ровно на столько времени, сколько понадобилось, чтобы сорвать с груди дорогой цифровой фотоаппарат и с криком: «Ложись!» — метнуть его в преследователей. Некоторые, и их было довольно много, действительно легли, и не просто легли, а упали, как новобранцы по команде: «Вспышка сверху». Это выглядело забавно, но рыжеусому было не до забав. Ударив в дверь плечом, он выскочил под дождь и со всех ног рванул туда, где его со вчерашнего вечера дожидалась машина.

Электронные часы в вестибюле станции показали двенадцать ноль две, но это уже не имело никакого значения.

— Ты замолчишь когда-нибудь или нет? — спросил Глеб, поворачивая ключ зажигания.

Движок «Соболя», приняв, по всей видимости, эту реплику на свой счет, послушно замолчал, напоследок издав звук, подозрительно похожий на вздох облегчения. Зато татарин, к которому, собственно, и адресовался Слепой, умолкнуть даже не подумал.

— В клочья, — слезливо бормотал он. — И кишки на фонаре… Зачем? Ай, мама, зачем, слушай?!

— Маму не приплетай, баран, — рассеянно откликнулся Глеб, озирая примыкающее к станции метро пространство. Он сразу же засек белую «девятку», стоявшую довольно близко от входа; ни водителя, ни пассажирки поблизости не наблюдалось, и это было нормально: часы показывали уже без двух двенадцать. — Она тебя не для того рожала, чтоб ты взрывы около метро устраивал… Да еще и других людей вместо себя подставлял, шахид ты, пальцем деланный! Целы будут твои кишки. Бомбу я обезвредил, так что прекрати ныть, а то сейчас как врежу!..

— Ай, не говори так! Ты его не знаешь, он хитрый! Это же сам Саламбек Юнусов! Если сказал: взорву, — взорвет обязательно… Ай, отпусти!!!

Последнюю короткую фразу он уже не выкрикнул, а прямо-таки провизжал, а потом опять шумно, как крыса за фанерной перегородкой, завозился на полу в узком пространстве между сиденьем и передней стенкой кабины, забился, как угодивший в силки зверь, заставляя кабину ходить ходуном. Его покрытая сосульками слипшихся от пота волос голова со стуком ударилась о пластмассовую крышку бардачка; бардачок самопроизвольно открылся, и Глеб увидел лежащую поверх каких-то засаленных старых накладных и испещренных черно-коричневыми масляными пятнами тряпок полупустую, сморщенную бутылку минералки.

— О, Алла-а-а-а… — вдруг нараспев затянул Фархад и начал молиться. — Руки развяжи! Четки дай! — прервав молитву, истерично взвизгнул он.

Глеб протянул руку, взял из бардачка бутылку и отвинтил колпачок. Подозрительно понюхав горлышко, он передумал пить и, аккуратно прицелившись, вылил выдохшуюся минералку на нежданно-негаданно объявившегося в кабине правоверного богомольца. Послышался плеск, бульканье, фырканье, плевки и кашель, после чего в кабине наступила относительная и явно временная тишина.

— Еще раз пикнешь — убью и скажу, что так и было, — пообещал Глеб.

Тишина стала глубже, поскольку впечатленный прозвучавшей угрозой татарин перестал сопеть и облизываться. По крыше кабины деликатно постукивал дождь, снаружи, слегка приглушенные забрызганными водой стеклами, доносились звуки большого города.

На циферблате электронных часов светящаяся восьмерка мгновенно и беззвучно сменилась точно так же светящейся девяткой. Глеб наблюдал, сидя за рулем и борясь с острейшим искушением выйти из машины и со всей возможной скоростью удалиться от нее на максимально возможное расстояние. Это было бы разумнее всего, но он не мог себе этого позволить, поскольку, вполне вероятно, был здесь не единственным наблюдателем. Посему уповать ему оставалось лишь на то, что он действительно обнаружил и обезвредил все заложенные в машину взрывные устройства — не половину, не три четверти и даже не девяносто девять сотых, а вот именно все до последнего.

Ощущение было не новое, но относилось к категории ощущений, которые со временем не теряют своей остроты.