Андрей Воронин - Слепой. Антикварное золото

Выходя из туалета, он споткнулся о ржавый конек, привинченный к облупленному коричневому ботинку небольшого размера, явно подростковому. Когда-то давно этот конек, по всей видимости, принадлежал Дмитрию Крестовскому, а может быть, даже и его отцу — уж очень непрезентабельный и архаичный вид был у этой штуковины. Да, пожалуй, именно отцу: во времена, когда этот конек был впору Дмитрию, мальчишки уже предпочитали кататься на хоккейных коньках с тяжелыми, сверкающими, зазубренными спереди лезвиями и красивыми пластиковыми ботинками.

В узком коридорчике, ведущем из прихожей в кухню, под ногами валялось множество вещей, которым более всего подходило общее наименование «хлам». Задрав голову, Глеб обнаружил вместительную антресоль с распахнутыми настежь дверцами. Внутри было пусто.

Взгляд Сиверова скользнул по фигурке с отбитой головой. В детстве Глеб не раз видел такую статуэтку в домах друзей и знакомых.

Поверх груды старых, вышедших из употребления вещей, некогда убранных с глаз долой на антресоль, а ныне опять выставленных на всеобщее обозрение во всей своей неприглядной ветхости, валялся небрежно отброшенный чьей-то рукой прямоугольник пыльного холста, еще хранивший следы старых, намертво закрепленных временем складок и сгибов. Рядом, свернувшись беспорядочными кольцами и петлями, лежала перерезанная в нескольких местах толстая вощеная нить, в которой Глеб узнал сапожную дратву. Было похоже, что этой дратвой не так давно был перевязан некий пакет, обернутый вот этой самой пыльной холстиной…

Все это время Глеб держал трубку рядом с ухом и, когда подполковник Ромашов снова заговорил с ним, сразу же ответил и вернулся в гостиную, моментально забыв и о старом холсте, и о сапожной дратве.

Теперь голос у Ромашова был озабоченный, почти встревоженный. По его словам, оперативники, проводившие осмотр квартиры Крестовского, не заметили в ней особого беспорядка, если не считать грязной посуды на кухне да груды старого хлама, вывалившегося из антресоли в коридоре. Ну и, конечно, пыли по углам — неизменного спутника одинокого мужчины, не обременяющего себя хлопотами по хозяйству…

— Как думаешь, что они там искали? — спросил подполковник в заключение.

Глеб вкратце объяснил ему про пиратскую карту. О «кладе Приама» он не упоминал, но Ромашов с самого начала знал слишком много, так что теперь ему не составило труда додумать остальное.

— Ай-ай-ай, — сказал он озабоченно. — А ведь они нас уделали, как ты считаешь?

— Это еще бабушка надвое сказала, — ответил Глеб. — Хотя по очкам они, конечно, ведут, и с приличным отрывом. Ты вот что, подполковник… Надо бы устроить около места, где обнаружили тело Крестовского, что-то вроде засады…

— Это приказ? — ядовито осведомился Ромашов, не ко времени вспомнив о, мягко говоря, сложных отношениях, издавна существовавших между Петровкой и Лубянкой.

— Это просьба, — мягко поправил Глеб. — Но если тебе нужен приказ, я похлопочу.

Ромашов на пару секунд задумался.

— Нет уж, — сказал он наконец, — спасибо. Лучше так… Чем меньше высокое начальство станет во все это лезть, тем лучше для дела. Сам ведь знаешь, каково это — искать что-нибудь, когда тебя лупят по спине дубиной с гвоздями и орут: «Скорей, скорей!»

— Не пробовал, — честно ответил Глеб, — но догадываюсь.

— Вот и продолжай догадываться, а пробовать не советую… Слушай, — оборвав жалобы на тяжелую ментовскую долю, деловито сказал Ромашов, — насчет этой засады… А не поздновато мы спохватились?

— Очень может быть, — сказал Глеб, про себя отдав должное скорости мыслительных процессов подполковника Ромашова. — А может быть, и нет.

Ромашов протяжно вздохнул.

— Понимаю, — нехотя признался он. — Раз вероятность существует — а она таки существует, — с ней приходится считаться.

— Только не забывай, что это настоящие отморозки, — сказал Глеб. — Путь твои ребята там смотрят в оба…

— Не учи ученого, — проворчал Ромашов. — Я все помню. Сорок пятый калибр — это тебе не шутки. Давно мы на таких сволочей не охотились. Измельчал браток, таких разборок, как встарь, уже нет…

— Делить больше нечего, все уже поделено, — сказал Глеб, — вот и разборки кончились. А заново делят уже не в песчаных карьерах и не на пустырях, а в Думе, в Верховном суде да в Кремле.

В ответ на этот антигосударственный выпад подполковник обозвал Глеба чекистским провокатором, на чем они и распрощались. Спрятав телефон в карман, Сиверов покинул квартиру. Он ощущал не желание, нет, — желать такого можно только врагу, — но настоятельную потребность обстоятельно побеседовать с населяющими скверик перед домом старушками.