Сейчас главное — расплатиться с Гронским, сбросить с шеи ненавистное долговое ярмо…
Луч фонарика скользнул по кувалде, стоявшей в углу, возле пролома в кирпичной перегородке. Вид этой штуковины вызвал в душе легкую ностальгическую грусть; то же чувство испытывает, наверное, демобилизованный солдат, проходя мимо долго и хорошо послужившего ему оружия — винтовки, артиллерийского орудия, танка, в котором он трижды горел, но так и не сгорел до конца… Это была не просто кувалда, а боевой товарищ, с которым Дмитрий за месяц почти сроднился. Впрочем, к черту поэтические сравнения! Вполне достаточно того, что это просто кувалда — та самая, которой Дмитрий пробил себе дорогу к новой, счастливой жизни.
Теперь он мог все начать с нуля. Уехать, а может быть, и остаться — чем плохо в России, когда есть деньги? Купить новую машину, заново обставить квартиру, познакомиться с симпатичной девчонкой… Та, которую он за неимением лучшего называл своей девушкой перед началом всех этих событий, исчезла как-то незаметно — пожалуй, в тот самый день, когда Дмитрий проигрался, — и теперь он не был уверен, что помнит ее имя. Марина? Катя? Оля?.. Нет, кажется, Светлана, Светка…
Он попытался припомнить эту Марину или Свету, и постепенно это ему удалось. Звали ее, правда, не Светой, а Евгенией (ну конечно же, Женькой), но это было не так уж важно. Дмитрий вспомнил, как она выглядела, как одевалась, как и, главное, что говорила… Вспомнилось ему и то, как, проигравшись в пух и прах, он позвонил этой Жене, единственному, как ему тогда казалось, близкому человеку, и бездушный голос автомата сообщил ему, что абонент недоступен.
Он так до нее и не дозвонился — ни в ту ночь, ни позднее. И теперь ему вдруг стало ясно, почему это произошло. Просто она была наводчицей, работала на тех веселых парней, которые ободрали его как липку. Она не раз бывала у него дома, видела квартиру, может быть, фотографировала или даже производила замеры… Стерва!
Он миновал пролом, привычно отметив про себя, что кувалду давно пора отсюда убрать. Чего, в самом деле, она тут торчит, как дорожный указатель? Только вот куда ее девать? Выкинуть жалко, прятать — глупо, а тащить домой через центр — вообще смешно…
Сразу за перегородкой, которой какая-то зараза в незапамятные времена наглухо перекрыла коридор, в уголке лежал чуть присыпанный мелким мусором моток бечевки — четвертый и последний на пути к тайнику Дмитрия Аполлоновича. Крестовский опустился на корточки, выкопал моток и привязал к нему конец своей бечевки.
В тот момент, когда он затягивал узел, позади, в коридоре, которым он сюда пришел, что-то стукнуло. Подземельем прокатилось короткое эхо; оно еще не успело стихнуть, а Дмитрий уже выключил фонарь и замер, затаив дыхание и боясь пошевелиться.
Он подождал с минуту, но звук не повторился. В подземных коридорах стояла тишина, лишь где-то звонко капала с потолка вода, да в отдалении едва слышно прогромыхал поезд метро.
Тогда Дмитрий осторожно, по миллиметру, выставил голову в пролом и посмотрел вдоль коридора. Он ничего не увидел: других источников света, помимо его фонаря, здесь не было.
Он обнаружил, что держит в руке пневматический пистолет, и мысленно выругался: ей-богу, эту штуку давно пора выбросить! Толку от нее все равно никакого, только карман тянет. Тоже мне, ковбой нашелся…
По-прежнему стараясь не шуметь, он спрятал пистолет в карман. Теперь нужно было решать, что делать. Дмитрий еще немного посидел, чутко вслушиваясь в тишину, но так ничего и не услышал.
Посторонние шумы в подземных коридорах слышались не так уж и редко. Поезда метро и наземный транспорт, работа тяжелых строительных механизмов — все это вызывало сотрясения, от которых со стен и потолков то и дело отваливались кусочки бетона или кирпича. Звук далеко разносился по гулким пустым коридорам, и Дмитрий частенько вздрагивал от неожиданности, услышав у себя за спиной стук упавшего камешка. Обычно он очень быстро успокаивался, но на этот раз что-то грызло его изнутри, хотя все вроде бы было как всегда.
Так, да не так. Раньше ему еще ни разу не приходилось выбираться отсюда с полными карманами золота. Наверное, потому нервишки и расшалились…
Дмитрий горько и иронично усмехнулся в темноте. Он все очень хорошо и правильно себе растолковал, всему нашел объяснение. Вот только включить фонарик все равно не мог — рука не поднималась, лежащий на кнопке палец словно парализовало.
Наконец ему удалось справиться с оцепенением, и он медленно, беззвучно поднялся на ноги. То есть хотел подняться беззвучно, но хруст в затекших коленях прозвучал в тишине, как пистолетный выстрел, — так, во всяком случае, ему показалось.
Читать дальше