— Смотри у меня, старый черт, — сказал ему Гронский и прервал соединение.
Кладя трубку на стол рядом с пепельницей, он подумал, что оформлять квартиру на Алену рановато — надо сначала выяснить, что стряслось с Крестовским. Если окажется, что он валяется в канализации с проломленным черепом, спешить с переоформлением его квартиры нельзя ни в коем случае — такая спешка обязательно вызовет у ментов подозрения самого неприятного свойства.
Закуривая, он снова посмотрел на Алену. Она дулась. Не сразу, но все-таки вспомнив, чем вызвано ее недовольство, Александр Антонович на полную мощность включил свою неотразимую улыбку и весело спросил:
— Ну, так что там у нас за бусики?
* * *
Апрель близился к концу, а долгожданная весна — настоящая, с теплом и зеленью, а не та пародия на нее, которую можно было наблюдать в данный момент, — все никак не наступала. В выбоинах мостовой стыли, отражая низкое серое небо, рябые от ледяного дождя лужи, до самого верха забрызганные дорожной грязью автомобили все как один приобрели одинаково унылый серо-коричневый цвет. Узкая улочка в центре Москвы была запружена ими почти на всю ширину, так что для проезда оставалась лишь тесная полоска мокрого асфальта.
Тяжелый японский джип стоял в ряду припаркованных автомобилей, забравшись двумя колесами на тротуар и перегородив пешеходную дорожку, ведущую через заросший старыми липами скверик к приземистому четырехэтажному дому старинной, еще купеческой постройки. Редкие прохожие, торопясь по своим делам, не обращали на замызганный внедорожник никакого внимания: в Москве уйма джипов, и ставят их хозяева обычно где и как попало, не считаясь с неудобствами, которые создают для окружающих.
В салоне джипа сидели двое. Они были разного роста и телосложения, но одевались одинаково — в длинные кожаные плащи черного цвета, с широкими накладными плечами, декоративными погончиками и пелеринами. Эти изобилующие портняжными изысками и излишествами одеяния были чем-то вроде униформы — давно вышедшие из моды, архаичные, как сетчатые женские колготки и джинсовые костюмы из пестрой «варенки», они были хороши тем, что с них легко отмывалась любая грязь. Кроме того, под этими просторными плащами, помимо легких бронежилетов, можно было спрятать что угодно, вплоть до гранатомета, не говоря уже о такой мелочи, как «Калашников» с откидным прикладом.
Мелкий дождик беззвучно сеялся на ветровое стекло, маленькие капли постепенно собирались вместе, сливались и соскальзывали вниз, оставляя за собой извилистые мокрые дорожки. В салоне джипа было сыро и густо накурено.
— Собачья погода, — сообщил плечистый верзила с выпирающей нижней челюстью, которую он считал признаком мужественности и оттого постоянно выпячивал еще дальше, становясь похожим на морского окуня.
Его более субтильный спутник промолчал, зябко кутаясь в плащ, и закурил новую сигарету. Из вмонтированной в приборную панель пепельницы во все стороны выпирали смятые окурки и обертки от сигаретных пачек. Все это было густо пересыпано пеплом и являло собой воистину тошнотворное зрелище. Не лучше был и исходивший от пепельницы запах; ее давно следовало вытряхнуть, но выходить под дождь никому не хотелось.
— Все серое, — продолжал верзила, которого явно тянуло поговорить, — все в каком-то дерьме… И это Москва, столица! Вот ты, Злой, раньше в Москве бывал?
— Когда это «раньше»? — спросил его напарник.
— Ну, до того, как началась вся эта байда, — немного расплывчато ответил верзила. — В общем, до Горбачева.
— До Горбачева я под стол пешком ходил, — напомнил парень со страшным прозвищем Злой.
— Я тоже, — кивнул верзила, — ну и что? Я помню, как тут было. Чисто, зелено, красиво, и пахнет всегда как-то особенно. В магазинах всего навалом, на тротуаре никто барахлом не торгует… А ВДНХ!.. Туда приедешь — будто в сказку попал, в натуре. А теперь что?
— А теперь понаехало лимиты за московскими чудесами, — сказал Злой, — загадили все кругом и удивляются: откуда, мол, столько дерьма?
— На себя посмотри, — обиделся верзила.
— А я не жалуюсь, — возразил Злой. — Я, Медведь, принимаю мир таким, каков он есть. Что ты хочешь? Бабок здесь крутится немерено, вот и прет народ за длинным рублем. Одних москвичей десять миллионов, а приезжих сколько? Если только тех, у кого регистрация в порядке, посчитать, миллиона два наберется. А нелегалов сколько? И все гадят, и всем за собой убирать некогда, потому что надо в темпе капусту рубить, пока лавочка не прикрылась. Вон, гляди, машин сколько, вся улица забита, велосипед припарковать негде. Ну, как ты из-под них мусор выгребешь? Туда не то что уборочная машина — дворник с метлой не доберется. Отсюда и грязь. А машин почему столько? Потому что народ хорошо живет, любой лох может себе позволить какое-нибудь корыто на колесах, о котором раньше и мечтать не мог. Так что не ной, Миха! Утешайся тем, что при Советской власти тебе за твои дела давно бы уже вышка обломилась, а сейчас ты в полном порядке — орел, блин, да и только!
Читать дальше