Томас Главинич - Убийца с видеокамерой

Пусть Генрих наконец замолчит. Она больше не выдержит. Еву трясло, она сжимала кулаки и всхлипывала. Моя подруга обняла ее. Генрих так и остался стоять у окна. Он обкусывал заусенцы и молчал. Прошло минут восемь-десять, пока Ева снова смогла вернуться к обязанностям хозяйки дома (принялась мыть посуду и проч.). Моя подруга сказала Генриху, что и в самом деле было бы лучше, если бы он больше не пересказывал подробности всей этой кошмарной истории. Ей самой это действует на нервы, и гораздо сильнее, чем все такое, о чем она когда-либо узнавала из газет или из телевизора. Слово за слово, ее замечание превратилось в разговор о том, что несчастные случаи, происходящие в непосредственной или относительной близости, затрагивают нас сильнее, нежели те, что происходят где-то там, в далеком от нас мире. Генрих вспомнил плачущих жителей Югославии и противопоставил их изможденным голодом детям Эфиопии. Еще он привел в качестве примера то ли землетрясение, то ли извержение вулкана (конкретнее он не мог вспомнить), которое унесло жизни пятидесяти тысяч человек (может быть и больше или же меньше, здесь память его снова подвела). Случилось это где-то очень далеко, в Азии или в Южной Америке. У нас об этой катастрофе почти ничего не сообщали. Да и сам он, услышав о ней, вовсе не испытывал такого шока, как сейчас. Это действительно так, — сказала моя подруга. Она тоже почти не обратила внимания на сообщение о том землетрясении, а вот убийство детей просто перевернуло ей душу. Наверное, потому, что это случилось где-то здесь, рядом с нами. Потому что это дети, Соня, — добавил Генрих. И это тоже, — сказала она. Я напомнил, что мы воспринимаем слезы других только тогда, когда их видим, и что нам должны быть близки лица людей, чтобы мы могли почувствовать их страдание. Теория Генриха сюда тоже вписывается. Нам привычнее лица югославов, чем чернокожих жителей пустыни. Моя подруга и Генрих согласились со мной. Некоторое время мы молчали. Смотрели на кошек, которые разгуливали по двору и время от времени чесались. Моя подруга заметила, что Генрих еще не закончил рассказ об этой истории. Приглушенным голосом, чтобы снова не вывести свою жену из равновесия, Генрих пересказал нам все, о чем прочитал в телевизоре. В первую очередь он сообщил, что минут через двадцать пять будут передавать специальный выпуск новостей с места преступления, которое находится меньше чем в десяти километрах отсюда. Он предложил нам туда съездить. Учитывая состояние Евы, мы отказались. Ненадолго задумавшись, Генрих с нами согласился и продолжил свой рассказ. Тот человек долго и обстоятельно снимал погибшего мальчика на камеру, а после оставил тело лежать в лесу. Остальных детей он повел дальше через лес, продолжая расспрашивать их, особенно о смерти их брата. Он ни разу не повел себя грубо. Он не бил их, а только оказывал на них давление, пока они не подчинялись его воле и не делали все, что он от них требовал. Абсурдным, как сказал Генрих, кажется одно задание, которое он дал детям. Когда они проходили мимо отдельно стоящего полузаброшенного сарая, в котором хранилось немного сена, человек с камерой приказал им поджечь деревянное строение. Он даже освободил старшего мальчика — того, который был привязан к нему веревкой с петлей. Каким-то невероятным образом преступнику удалось угрозами так подчинить себе детей, что старший брат после поджога сена без сопротивления дал снова надеть на себя веревочную петлю, вместо того, чтобы вместе с другим братом попытать счастья и сбежать. После того, как человек снял на видео пожар и расспросил застывших перед камерой братьев об их ощущениях, все они двинулись дальше в лес. Генрих еще до начала телепередачи задернул шторы. Телеведущий вновь кратко изложил основные события случившегося. По сути, он повторил то, что рассказал нам Генрих, добавив, что данное преступление вызвало неслыханный резонанс. В этом зрители могут убедиться сами. Далее шла прямая трансляция из городка, где проживала семья погибших мальчиков. На центральной площади Фрауэнкирхена возвели импровизированную сцену. Сотни людей окружили ее. На сцене, рядом с рыдающим бургомистром, стояла журналистка. Далеко на заднем плане полыхали пасхальные костры. На площади собралась огромная толпа людей, в которой суетились фотографы со вспышками и операторы с телекамерами. Они возбужденно перекрикивали друг друга, пытаясь делать свою работу. Генрих воскликнул: Вы только посмотрите на это безумие! При первых словах журналистки толпа ненадолго смолкла.Читать дальше