Высокое руководство не любит, когда так обозначают вверенную ему организацию, и принципиально называет ее метрополитеном. Многие рядовые служащие говорят о ней просто и ясно: яма. А те, кому она служит, — сами пассажиры, — именуют привычный вид транспорта коротким словом «метро». Однако все сойдутся на том, что нет в городе более доступного, демократичного и в то же время надежного способа передвижения.
Для жителя Москвы метро стало даже эталоном меры комфорта. Чтобы пояснить удобство расположения квартиры, достаточно сказать: «Пять минут от дома до метро». И собеседник сразу поймет, насколько хорошо по городским понятиям вы устроились.
Можно полтора часа ехать от Маяковской до Смоленской площади в удобном кресле «мерседеса», проклиная уличные пробки и чадящие выхлопами автомобили. Можно сорок минут простоять на автобусной остановке, дрожа от ледяного ветра и мокрого снега. Можно…
Впрочем, каждый легко дополнит этот ряд примерами из собственного опыта и согласится, что в метро такого не случается. Вас могут слегка помять, оттоптать ноги и оторвать пуговицы плаща, но вы прибудете в нужное место в назначенный час без опозданий. ЧП бывают, однако они редкость и лишь подтверждают сложившееся мнение о надежности метро.
Между тем в московской подземке проблем не меньше, чем наверху, на улицах города. И сохранение хрупкого благополучия метро дается нелегко и его сотрудникам, и 5 тысячам работников милиции, круглосуточно охраняющим более 200 станций, депо и подземных объектов.
В стране развитого социализма богатых и бедных не было. Принцип «от каждого по способностям — каждому по труду» исключал возникновение профессиональных нищих. А если они и появлялись, то на помощь приходил Уголовный кодекс. Кто не трудился — получал клеймо тунеядца, а заодно и соответствующий срок.
Ветры перемен коснулись не только идеологических постулатов. Прежние законы оказались безнадежно устаревшими, новых законов отцы перестройки придумать не успели. Правовой вакуум начал заполняться по тому же известному принципу: от каждого по способностям. Результаты сказались немедленно — бандитизм, торговля оружием, массовое казнокрадство… Как символы измененного общественного самосознания стали расти проституция и попрошайничество. В Москву со всех концов расколовшейся империи потянулись толпы нищих, сделавших сбор милостыни своей профессией.
Попрошайки разных возрастов и национальностей заполонили вокзалы, людные улицы и площади, рынки и храмы. Но больше всего им полюбилось метро, ставшее для нищенствующих кланов настоящим Клондайком.
С раннего утра до закрытия станций вереницы попрошаек шли по поездам нескончаемым потоком, заунывно произнося примерно один и тот же текст: «Извините, люди добрые, что мы к вам обращаемся. Сами мы не местные… «Далее в зависимости от реквизита слова менялись. Это могли быть погорельцы, потерявшие кормильца жены, оставшиеся сиротами дети, безнадежно больные, нуждавшиеся в новом протезе инвалиды…
Попробуй откажи чумазому ребенку, у которого на картонке коряво написано: хочу есть! Разве пожалеешь «деревянный» рубль безногому парню в камуфляже, которого катит на коляске сгорбленная горем подруга?
Калека, проехав за время перегона вдоль вагона, на станции ловко переезжал в следующий. А в этот вагон уже входила очередная «жертва» судьбы, сжимая в руках полиэтиленовый мешок для подаяний.
По свидетельству сыщика Геннадия Становкина, первая волна нищих успела снять сливки. Еще не привыкших к таким «спектаклям» пассажиров разжалобить было не трудно. Они оказывались в плену эмоций и легко раскрывали кошельки. Подавали кто сколько мог. Иногда в пакеты «страждущих» летели не только рубли, но и доллары. Народ у нас жалостливый… Покатавшись полдня между «Каховкой» и «Речным вокзалом», попрошайки собирали суммы, многократно превышающие месячные заработки большинства пассажиров.
Особенно преуспевали цыгане, ходившие по вагонам с табором детей. Маленькие попрошайки быстро становились психологами. Они могли бухнуться на колени перед особенно сердобольной дамой и с мольбой в глазах протягивать ей мешок до тех пор, пока туда не опускалась внушительная купюра. Или такой случай, свидетелем которому я стал на станции «Белорусская». Мальчик лет пяти-шести, заметив, что человек ни на что не реагирует, припадает щекой к его руке. Пассажир в смущении пытается избавиться от назойливого попрошайки. Куда там! Почувствовав слабину жертвы, тот еще крепче льнет к руке. Оказавшись в таком положении, мужчина вынужден был достать кошелек.
Читать дальше