Вениамин Кисилевский: Три дня Закона

Жил уже долго – маме так и не дали квартиру, когда, вернувшись из эвакуации, нашла она свой дом в руинах. Ютились у тети Поли в ожидании обещанного пристанища – год, другой, третий. Предлагали маме несколько раз жилье, она ездила смотреть, отказывалась, потому что были это или сырые полуподвальные помещения, или такие же сомнительные бараки. До войны была хорошая, с удобствами квартира в центре города, и мама стояла на том, что ей, вдове погибшего офицера, по справедливости обязаны дать взамен утраченного достойное жилье, не какую-нибудь убогую времянку. Кроме того, были у нее основания полагать, что это, как внушали ей, «временно» растянется на долгие годы, если не навсегда. Ждала, надеялась, писала, выстаивала очереди на приемы, год за годом.

Он тогда был совсем еще пацаненком, но не мог не понимать, как осложняют они с мамой жизнь тете Поле в ее маленькой, развернуться негде, комнатушке. У одной стенки на кровати с разновысокими железными спинками и скрипучей панцирной сеткой спали мама с тетей Полей, у другой – на деревянном топчане с матрасом, он с Мишей. Ветхий шкаф, буфет, обшарпанный стол у окна, три стула – и мизерное пространство оставшегося свободного места для существования. Это не говоря уже о настойчивом, с первого же дня, недовольстве соседей – обитали в квартире еще три семьи – их появлением здесь. Особенно доставалось от Раисы Тарасовны, здоровенной, вздорной и голосистой тетки, некоронованной королевы этого беспокойного муравейника. Всего набиралось двенадцать человек, не подарок для чумазой общей кухоньки и скверного туалета с вечно неисправным бачком. Впрочем, не многим краше жилось тогда большинству и в его дворе, и в соседних на той захудалой киевской улице, чем-то ущербным ему не казалось и со многим примиряло. Точней сказать, не примиряло, а просто смутно представлялась возможность иного бытования. Разве что дивился, побывав разок-другой дома у кого-нибудь из одноклассников, живших благополучней, особенно у Юрки Пичугина, сына милицейского полковника. Более всего завидовал тому, что живут они без соседей, ни от кого не зависят и ни под кого им не нужно подстраиваться. Хоть гостей к себе приводить, хоть орать, если захочется, во всю глотку.

Возвращаясь домой, Валентин Аркадьевич попытался представить себе, как сейчас выглядит Ленька Закон. Наверняка высокий, грузноватый, он и в мальчишках нехилым был, и, скорей всего, лысоватый – потому, возможно, что в памяти остался наголо стриженым. Чем он может заниматься? Вряд ли пошел по научной стезе – прилежанием в учебе не отличался, пропадал весь день во дворе и, кажется, даже оставался в каком-то классе на второй год. Хотя, ни о чем еще это не говорит, мало ли случаев, когда нерадивые ученики становились людьми далеко не последними и даже больше того. Вот в командировку сюда приехал, никчемного не пошлют.

Жена встретила его не очень-то приветливо. Обиделась. Мама ее прихворнула, звонила вчера, условились сегодня навестить ее, к тому же должен был он явиться к теще в ипостаси не только зятя, но и врача.

– Не куксись, – чмокнул ее в нос Воскобойников. – Вполне успеем, думаю, и гостя, если не совсем поздно заявится, приветить, и у мамы твоей побывать.

– Но мы же… – Договорить Оля не успела – тренькнул дверной звонок.

Стояли они в коридоре, Воскобойников даже в тапки не успел еще переобуться. Глянул на часы – без четверти шесть.

– Вот видишь? – хлопнул он Олю по плечу и открыл дверь, выстраивая на лице приветливую улыбку.

Конечно, не узнал бы он Леньку Закона, если бы тот заранее не позвонил. Стоявший перед ним невысокий, худощавый, с копной пегих, с обильной проседью волос человек нисколько не походил на прежнего Леньку и уж тем более на придуманного им сегодня. И не сразу обратил внимание, что в руке у того чемодан.

– Валёк! – счастливо всхлипнул Ленька и, оставив чемодан за порогом, бросился Воскобойникову на шею. Троекратно облобызал, отступил на шаг, умильно вглядываясь в него, вытащил из кармана скомканный платок, промокнул глаза. – Ну, хорош! Какой мужик стал, надо же! А я тебя сразу признал, как только увидел, хоть и столько лет прошло! Надо же! А это, – повернулся к Оле, – женушка твоя?

– Оля, – кивнул Воскобойников.

– Надо же! – восхищенно мотнул головой Закон, родственно обнял ее и тоже трижды обрядно прилип губами к ее щекам.

Оля, не ожидавшая столь бурного проявления чувств, ошарашено косилась на мужа.

– Ну вот и встретились! – облегченно вздохнул Закон, подхватил чемодан, нетерпеливо сказал: – Ну давай, давай, показывай!