Ян-Филипп Зендкер - Голос одиночества

– Если человек еще не стал самим собой, он станет таковым в трудную минуту жизни, – меланхолично заметил Да Лун.

– Кто это сказал?

– Конфуций.

Пол прикрыл глаза, откидываясь на черную подушку из искусственной кожи. В голове эхом отдавались слова китайского мудреца. Если в них есть хоть доля правды – кто он такой? Человек, который не имеет силы отпустить свое прошлое? Человек, которого затягивает трясина жалости к самому себе? Человек, не знающий меры в своей скорби?

Собственно, он не знал меры ни в чем: ни в скорби, ни в страхе, ни в ярости, ни в любви. Но было ли здесь чему удивляться? Мать Пола покончила с собой, когда ему было девятнадцать лет, после чего он навсегда ушел из дому. Он покинул страну, гражданином которой считался согласно паспорту, переехал на другой континент и вернулся лишь однажды, на похороны отца. В последний раз он потерял место репортера, когда вылил на голову шефу – главному редактору журнала «Форин корреспондентс клаб» – остатки пива из своего бокала. Дело было на каком‑то торжественном приеме, Пол уже не помнил, из‑за чего они повздорили. С тех пор он не писал ни для газет, ни для журналов. После рождения сына Пол решил стать примерным отцом. Полностью посвятил себя ребенку, пока жена делала карьеру в банке.

Он всегда был мучим любовным голодом, какие здесь могут быть компромиссы?

С другой стороны, разве он удалился на Ламму от жизни? Каким еще образом он мог бы реализовать себя после смерти Джастина? Он сам выбрал уединение, чтобы быть ближе к себе, смело глядеть в глаза собственной правде. Что может быть ближе к жизни, чем это?

– Я много размышлял над этим, – ответил Пол Да Луну. – Возможно, Конфуций прав.

– В таком случае ты действительно богач, – произнес Да Лун и продолжил, встретив недоумение в глазах Пола: – Богат тот, кому посчастливилось жить собственной жизнью, разве не так?

Китаец ухмыльнулся, встал и ушел на кухню, откуда вернулся с чайником, двумя чашками и миской жареных арбузных семечек.

– А ты богат? – поинтересовался Пол.

– Я? – переспросил Да Лун. – Я инженер. Выучился в институте после Культурной революции, работал в Сычуани на военном заводе, а потом на частном предприятии в Иу. Год назад преждевременно вышел на пенсию.

– И что?

– И ничего.

– А если подробнее?

– Подробнее будет как‑нибудь в другой раз. – Ответ Да Луна прозвучал категорично, но вполне дружелюбно.

Пол подумал было расспросить Да Луна об отношениях с сестрой и матерью, но потом решил, что тайны семьи У его не касаются. Да Лун сам обо всем расскажет, если захочет.

И тут Пол снова вспомнил о мастере Воне.

– Веришь ли ты в астрологию? – спросил он.

– С чего это ты вдруг? – удивился тот.

– Так просто…

– Просто? – В глазах Большого Дракона застыл вопрос.

– Подробнее будет как‑нибудь в другой раз, – повторил Пол слова Да Луна.

Тот улыбнулся.

– Если два человека имеют одинаковое чувство юмора, дом их дружбы стоит на прочном фундаменте, – процитировал китаец.

– Конфуций?

– Нет. Да Лун. – (Пол впервые видел его смеющимся.) – На земле и на небе есть много вещей, которых мы объяснить не можем и которые тем не менее существуют. Даже не знаю, относится ли к ним астрология. – Он коротко взглянул на часы и поднялся. – Пора готовить настойку для Минь Фан.

Пол последовал за ним на тесную кухню. Да Лун взял старые ручные весы, достал из фарфоровой баночки высушенную траву и тщательно отмерил пять граммов. Потом на столе появились другие баночки – с какими‑то кореньями, грибами, цветами и сухими животными останками, – и процедура повторилась. Да Лун смешал ингредиенты в горшочке, залил водой и поставил на огонь. Вскоре над горшочком заклубился пар и ноздри Полу ожег неприятный запах.

– Это снадобье порекомендовал один китайский врач, – объяснил Да Лун. – Я должен трижды в день протирать им тело Минь Фан, чтобы расслабить мышцы.

Да Лун остудил жидкость, несколько раз перелив ее из горшочка в миску и обратно. Потом направился к кровати больной, высоко засучил штанины ее пижамы, промокнул в отваре край полотенца и принялся медленными, ритмичными движениями натирать ее ноги. Через несколько минут очередь дошла и до рук. Окончив процедуру, Да Лун расчесал волосы Минь Фан массажной щеткой и подрезал ей ногти. Все это время он молчал и как будто забыл о существовании Пола. Но тут желудок больной взбунтовался. Послышались характерные звуки, и вскоре комната наполнилась другим запахом, перебивающим даже едкую вонь настойки. Да Лун коротко вздохнул. По простыне расплывалось бурое пятно.