Ян-Филипп Зендкер - Голос одиночества

Они не оставили даже предсмертной записки. После звонка Пола Лейбовица Сяо Ху немедленно выехал в Иу, и они осмотрели дом вместе, прежде чем известить полицию. Правда, на столе лежала «Книга Перемен», открытая на гексаграмме 33.

ДУНЬ. БЕГСТВО.

«Сила теней познается в свое время».

Что они хотели этим сказать? На какой‑то момент смерть отца показалась Сяо Ху не менее загадочной, чем его жизнь.

«Высокородный тщательно готовит свое отступление и приветливо прощается со всеми. Отступление дается ему легко, ибо осознано им и дается без насилия над собой… Положение его недвусмысленно. Решение его – свершившийся факт. Через это дается ему свобода. Выбор сделан, когда идущий ясно видит перед собой весь свой путь. И этот путь приведет его к победе».

Сяо Ху не понял смысла этих строк, прочитав их впервые в полумраке родительского дома. Он знал, что Минь Фан с Да Луном нередко обращаются к «И‑Цзин» и верят ее предсказаниям. Позже он и сам пытался читать комментарии к гексаграммам, однако запутался в их странном, пересыпанном метафорами языке. Что хотел сказать отец им с Инь‑Инь этим комментарием? Что они с матерью умерли в полном сознании и добром расположении духа? Но что это, как не пустое утешение? Разве может смерть привести человека к победе? И что означает эта «сила теней», которая «познается в свое время»? Сила света – это еще понятно. Сила восхождения, перемен к лучшему, когда стираются все границы, рушатся препятствия и все становится возможным. Но тени…

Неужели это и есть объяснение? Отец Сяо Ху был замкнутым человеком, даже с родными детьми, но чтобы уйти вот так, без прощания и напутствия… Это походило на оскорбление, которого Сяо Ху не заслужил. Он просто не мог в это поверить. Интересно, что на это скажет сестра?

В тот день он с самого утра мучился недобрыми предчувствиями. И когда на дисплее мобильника высветился номер Пола Лейбовица, Сяо Ху едва решился принять вызов и с трудом узнал приглушенный голос в трубке:

– Сяо Ху, я очень сожалею…

Потом повисла пауза на несколько бесконечно долгих секунд, и Сяо Ху успел все понять прежде, чем Пол заговорил снова.

Следующие несколько дней выдались напряженными. Сяо Ху проводил совещания в бюро, организовывал кремацию, принимал скупые соболезнования коллег. И все это время его не покидало чувство, что эти дела за него делает кто‑то другой. Сяо Ху словно вырвали из его собственной жизни и сделали его посторонним свидетелем.

И вот со дня кремации миновало две недели, а состояние Сяо Ху не улучшилось, напротив. Он почти ничего не ел, спал все хуже и все чаще просыпался посреди ночи в холодном поту. Он чувствовал себя измотанным, как никогда в жизни. Наконец он сказался больным, так и не сумев толком объяснить коллегам, в чем именно состояло его недомогание. Поначалу он ссылался на проблемы с желудком и кишечником, потом стал придумывать другие отговорки, каждый раз разные – лишь бы только оттянуть возвращение на работу.

Первые два дня после кремации Сяо Ху провел в постели. Тяжелый сон, в который он впадал по временам, сменялся полубессознательным состоянием на грани дремоты. Сяо Ху словно странствовал между мирами, не отождествляя себя ни с одним из них.

Звуки улицы – сигналы автомобилей, шум моторов, велосипедные звонки, голоса людей – он воспринимал как порождения собственного воображения, не брал в руки мобильник и никому не открывал дверь. Его реальностью стали сны. В них Сяо Ху являлись говорящие рыбы и летающие кошки, которые питались исключительно бананами. Наконец, мать, вполне здоровая, но так и не обретшая дара человеческой речи. Во снах Сяо Ху она квакала, как лягушка.

Иногда, утомленный этими странными видениями, Сяо Ху поднимался с постели, одевался и выходил в город. Там он часами сидел в каком‑нибудь кафе, как человек, опоздавший на назначенную встречу, и думал. Сяо Ху пытался представить себе состояние отца накануне смерти. Какие мысли, сомнения одолевали Да Луна? Ушел он отчаявшимся, обозленным или смерть и в самом деле стала для него освобождением? Не об этом ли было его последнее послание? И чем дольше Сяо Ху размышлял над всем этим, тем больше восхищался мужеством Да Луна и проникался к отцу уважением, которое до сих пор полагал утраченным навсегда.

Сяо Ху стал бояться одиночества, особенно невыносимого в вечерние и ночные часы, когда он будто проваливался в пустоту. Мысли, планы, сомнения, обычно теснившиеся в голове в это время, иссякли. Их место заступила непривычная тишина. Боль утраты оказалась сильнее, чем он мог себе представить. Ведь отец и сын давно стали друг другу чужими и последние несколько месяцев почти не разговаривали. А мать… Если она и видела Сяо Ху, когда тот подходил к ее кровати, то уж точно не узнавала. Он почти не сомневался в этом. Ни о каком общении с ней в какой бы то ни было форме не могло быть и речи. Оба родителя давно исчезли из его жизни, тем не менее расставание с ними обернулось для Сяо Ху невыносимой болью. Зияющей дырой в душе, раной, разъедавшей его мысли и чувства. Сяо Ху вспоминал семейные ужины в далеком детстве. Из четырех человек, что сидели за тем столом, молча и быстро поглощая пищу, остался один он. Родители умерли, а сестра пропала.