Ольга Лаврова - Мафия

Сменяют друг друга фрагменты съемок, сделанных сотрудниками МВД и врачами-наркологами. На экране опустошенные люди-тряпки в наркотическом трансе. Остекленевшие глаза. Потухший разум. Другие буйствуют, катаясь по полу, воют с закатившимися белками.

Проходит галерея пожилых, дряхлых людей. Но называется их подлинный возраст — это юноши и девушки. Наркотики вызывают стремительное старение, буквально в несколько лет.

Еле двигаются от бессилия и ползут по стенке девушки — недавние наркоманки. Не могут сами открыть дверь, за них это делает медсестра. Не могут говорить — шепчут.

И наконец, дети наркоманов. Мучительное уродство. Укрупненные планы безнадежных идиотов.

Тушина всхлипывает, еще раз и, не удержавшись, рыдает в голос…

— Кто они? — спрашивает Знаменский, когда чувствует, что женщина способна отвечать. — Кто вас заставил?

— Я так мало знаю… совсем мало…

— Рассказывайте все, что помните. — Он включает магнитофон на столе. — С мельчайшими подробностями. Упоминание какого-либо места. Внешность. Одежда. Стиль разговора… Цвет машины, первая буква номера. Любая обмолвка в разговоре с вами. Понимаете?

— Да… Я постараюсь.

Коваль шагает по вечерней набережной Яузы. Приостанавливается посмотреть и подышать. Сзади то ползет, то останавливается его «Волга».

С другого берега через горбатый мостик переходят трое парней лет шестнадцати-семнадцати в одинаковых курточках. Сбегают по ступенькам навстречу Ковалю. На машину они внимания не обращают. Кто когда выскакивал из машины, чтобы уберечь от неприятностей одинокого пешехода?

Традиционное начало:

— Дядя, дай закурить.

— Не курю, племянник.

— Он не курит и не пьет, здоровье бережет.

— Старое дерьмо.

Коваль вынимает руки из карманов, парни — финки, но тут налетают «псы». На ошеломленную шпану наставляют пистолеты, командуют:

— Бросай лезвия!

Финки падают на асфальт. Черная «Волга», вооруженная охрана… понять, с кем столкнулись, парни не могут и на всякий случай лепечут:

— Товарищ генерал… ошиблись…

— Не лезьте, — цыкает на «псов» Коваль, короткими ударами сбивает двоих парней с ног, приказывает: — На колени!

Те повинуются.

— А ты мочись на них. Не понял? Пис-пис-пис… Выше! За шиворот, на голову!

И пока третий справляет малую нужду на своих приятелей, отчеканивает:

— Чтоб я вас здесь больше не видел. Здесь Я хожу!

У Вероникиной двери он нашаривает в кармане ключ — на отдельном кольце с брелком. Отпирает.

На полу в коридоре, раскинув рукава, лежит платье, перчатки почему-то валяются, туфли.

Коваль переступает через них, удивляясь непривычному беспорядку, входит в комнату.

Вероника сидит перед туалетным столиком и раскрашивает лицо. С криво подведенными чуть не до висков глазами, с ярким пятном рта — оно похоже на маску.

— Здравствуй, малышка.

Она поворачивается к нему на пуфе:

— Я одинокая кукла Ника. Хотите познакомиться?

Полагая, что это очередная игра, Коваль раскланивается:

— С такой ослепительной девушкой? Весьма счастлив!

— Вот я тебя и обманула! — неприятно хохочет Вероника. — Ты меня не узнал! А я тебя зна-аю.

— Ну и ладно, хватит. Умойся.

Но она снова отворачивается к зеркалу.

— Я сегодня одна. Никого не слушаюсь, — и неверным движением опрокидывает флакон духов.

— Ты пьяна? — поражен подозрением Коваль.

— Не-ет, — хитренько тянет девушка, как ребенок, ждущий, чтобы угадывали дальше.

— Что с тобой? — Иное подозрение, куда страшнее, берет его.

Он подходит, как по воде, поднимает руку Вероники. На сгибе у локтя — свежий след укола. И бесспорные следы нескольких прошлых!

— Колешься?!

— А что… так веселей, а тут ску-учно… У него дела… дела, зачем?.. Он сегодня не придет.

Она делает несколько танцевальных па, подпевая вместо аккомпанемента.

Расслабленно падает на диван, смеется.

— Мне хорошо. Давай познакомимся.

Коваль встряхивает ее за плечи:

— Ника! Ты узнаешь меня? Ника!

Сознание ее на миг немного проясняется.

— Д-а… Здравствуй.

— Ты понимаешь, что ты сделала? Ты же станешь ходячим трупом! И я должен это видеть?

Но она уже снова во власти дурмана.

— Нет, он не придет. Я красивая кукла Ника.

Возбуждение постепенно покидает ее.

— Это его подарки… Я все выкину… — бормочет она, растягиваясь на диване.

Если бы Коваль умел плакать — он бы плакал. Но он только говорит через силу:

— Ты для меня была… в этом грязном мире… ты одна.