Владимир Колычев - И жизнь моя – вечная игра

Настроение улучшилось. Не все так плохо, как рисовал Головатый. Братву действительно бросили под пресс, но кризис, как говорится, уже миновал. Алекса отпустили, за ним Борец выйдет, все остальные. Наладится жизнь в Заболонье, и здесь, в Подостове, все будет о\'кей. С Ладой серьезно поговорят, она одумается, изменит показания, и забуксует машина руоповского правосудия....

Следователь предъявил обвинение, отправил Тимофея в камеру. А ночью к нему пожаловал Алекс. Хорошо заплатил начальнику дежурной части и надзирателю изолятора временного содержания – купил у них право на свидание.

– Брат! Что за дела? Почему ты здесь? – спросил он, обнимая Тимофея.

– Головатого работа.

– Говорят, Зимовец на тебя наехал...

– И Ерофея укатал, и на меня наехал.

– Да, с Ерофеем беда. И пацанов из его бригады – наглухо. Остальные разбежались... Зимовец, падла...

– Зимовца менты, говорят, застрелили.

– Тем лучше для нас... Подостов обратно брать надо.

– Ты этим и займись.

– Не вопрос... Но сначала бы с Заболонью разобраться. Навели менты, ля, шороху. Но ничего, нормально все. Авдокаты набежали, мэр включился... Но еще не все гладко...

– Ничего, разберешься... И за меня тоже разобраться надо. С Ладой...

– Да, ты говорил, найти ее нужно. Я заезжал к ней, нет ее дома.

– А где есть?

– Не знаю, дал пацанам отмашку. Ищут. Найдут... Что с ней делать, если найдут?

– Сдала меня Лада.

– Да иди ты!

– С потрохами сдала, сука... Семь трупов на меня вешают. Она – свидетель...

– Как же так! Мы ж ее проверяли! Не было в ней гнилья.

– Менты насели. Головатый. Охомутал бабу, сука... В Рязань меня отправляет. Сказал, если с Ладой что случится, не жить мне, в тюрьме, сказал, сгноят...

– На понт берет.

– Может, на понт, может, нет. Но по-любому, Ладу искать надо. И за жабры брать. Пусть показания меняет...

– Найдем. Дело времени... А если Головатый по беспределу с тобой, то...

Алекс запнулся, вспомнив, что у тюремных стен бывают уши. Многозначительно и уверенно посмотрел на Тимофея. Если Головатый отступит от правил игры, то ему не жить. Алекс не побоится поднять руку на мента, Тимофей точно это знал...

– Когда тебя в Рязань везут?

– Завтра.

– Адвокатов там найдем. Завтра же на уши поставим.

– Не сомневаюсь.

– Не сомневайся, братан. И держись. Все будет в ажуре... Вот, сумка с вещами, костюм спортивный в пакете... Деньги...

Алекс передал ему и сумку, и пакет. И хитроумную капсулу с трубочкой из туго скрученных купюр самого большого достоинства. Телохранителей Тимофея облагодетельствовать он не смог. Раненый Данила был сейчас в больнице, а остальных уже переправили в Заболонь. Остался один Тимофей, как овца на заклании, он должен был ответить за все грехи своего криминального сообщества...

Как и ожидалось, этап прибыл на следующий день. В Рязань Тимофея везли в автозаке – одного, под усиленной охраной. И это навевало утешительные ассоциации. Не все ладно в ментовском королевстве, если ему делают такое одолжение.

Но радости все же было меньше, чем печали. Тюрьмы Тимофей не боялся. Это не Марс и не Луна, там и воздух есть, и люди, ну и, конечно, жизнь... Угнетало другое – ощущение собственной неполноценности. Он давно привык к мысли, что ведет преступный образ жизни. И как ни пытался он легализовать свою деятельность, мысль эта время от времени начинала свербеть в его сознании. А сейчас она раскаленным прутом распирала душу, жгла ее, не давала покоя. Если везут в тюрьму, под охраной и в наручниках – значит, ты не просто преступник, но и отброс общества. Он пытался доказать себе, что это не так, но стереотип, с детства вбитый в голову, завывал в душе протяжной сиреной.

Настоящая сирена взвыла, когда машина подъехала к тюремным воротам. То ли что-то произошло в следственном изоляторе, то ли кто-то случайно привел механизм в действие, но не Тимофея это встречали. А может, и его – как прибывающий корабль холостым пушечным залпом. Если так, то не приветственный был это сигнал, а предупреждающий. Может, сам начальник СИЗО включил сирену. Ведь майор Головатый, если ему верить, лучший друг тюремного «барина». Если так, то Тимофею придется здесь несладко.

Машина въезжала во двор следственного изолятора. Скребнул по нервам лязг железных ворот. Открылась дверь автозака.

– Выходим! – крикнул конвоир, открывая решетчатую дверь специального «стакана».

Тимофей неторопливо подошел к открытой двери, закинув сумку за спину, высунул голову наружу – глянул на небо. Мрачные небеса, темные тучи, как вороньи крылья, кружат над головой. Промозглый осенний ветер завывает в проводах.