Татьяна Гармаш-Роффе - Тайна моего отражения

– Дамы, вы остаетесь в машине, – сообщил Джонатан через плечо. – Выйду я один.

– Нет, Джонатан, – сказала Светлана, – ты ведь даже не сможешь его узнать! А вдруг оттуда еще кто-то другой появится?

– Тогда возьму и другого, – спокойно ответил он. – Какая разница? В такой ситуации берут всех .

Как вам нравится это «берут всех»? Произнесенное небрежным тоном профессионала? И кто же это будет «всех» брать? Джонатан? В одиночку?

То ли он себя переоценивает, то ли я еще далеко не все о нем знаю… «Бюро частных расследований»… Наверное, чтобы открыть такое бюро, надо как раз уметь «брать»? Он забыл упомянуть, отвечая на вопросы Светланы, что он еще прошел и школу карате, школу бокса, школу восточных философий и еще, может, много чего, о чем я едва знаю и едва догадываюсь. Он полон загадок, этот красавчик-англичанин…

И вдруг я подумала, что никогда нам не быть вместе. Слишком он непостижим для меня, слишком неожидан, слишком сложен.

Мне не по зубам.

Как только мы заглушили мотор, мы услышали, что в доме идет самая настоящая перестрелка.

– Что там происходит, хотела бы я знать, – процедила Светлана.

– Я не понимаю… Впечатление такое, что там идет бой… Кого с кем?

– У Васьки должна быть охрана, – снова сквозь зубы выговорила Зазорина.

– Охрана – да, но не армия же!

– От этого подонка всего можно ожидать…

Джонатан тем временем уже был снаружи и рассматривал спуск на замерзшую реку. Спохватившись, мы тоже выскочили. Берег был не очень высок, но покрыт глубоким снегом. Придерживаясь рукой в перчатке за выступавшие кустики, Джонатан стал спускаться, по пояс увязая в снегу. Я двинулась было за ним, но он зашипел:

– Ты мне обещала!

Мы со Светланой остались стоять наверху. Уже на льду Джонатан прошелся вдоль берега и наконец махнул нам: «Нашел!» Он постоял, всматриваясь в темень, и вдруг пропал из виду.

– Он туда пошел, – обернулась я к Светлане, которая опасливо держалась подальше от края. – Я не могу сидеть в машине. Я спускаюсь!

Она схватила меня за рукав.

– Оля, тут не кино снимается, девочка! Тут настоящий бой идет, ты не слышишь?

Я только махнула:

– Оставайся здесь, – и заскользила по снегу вниз.

Черная непроглядная впадина подземного Васиного туннеля мне показалась пастью дракона. Джонатана не было видно. Я в отчаянии вглядывалась во тьму. Кажется, стояла тишина, если можно было об этом судить, учитывая грохот, раздававшийся наверху.

– Джонатан! – зашептала я. – Джонатан!

Я вздрогнула от неожиданности, когда в черном проеме прямо передо мной возникла его высокая фигура.

– Я так и знал, что ты заявишься… Так ты держишь свои обещания?

– Там что, Джонатан?

– Ничего. Пока тихо. Но если раздастся малейший шорох, ты отсюда молниеносно испаряешься. Поняла?

В его голосе звучали необычные нотки. Всегда сверхвежливый, сверхвнимательный, сверхчуткий, готовый помочь, позаботиться, оказать поддержку и потом деликатно уйти в тень, сейчас Джонатан вдруг сделался властным и даже слегка грубоватым.

– Поняла, – сказала я смиренно, опустив для пущей убедительности голову.

Я постояла, изучая снег и черные ботинки Джонатана.

Моего лица коснулась рука в холодной перчатке. Он взял меня за скулу, приподняв мое лицо, рука его скользнула мне за ухо, под волосы, крепко обхватила мой затылок. Он властно притянул меня к себе, наклонился и нашел мои холодные губы.

Его были горячи. Его были обжигающи. Он целовал меня так, что у меня голова шла кругом. У меня подкашивались ноги. Мне стало жарко. Сам снег, казалось, начал плавиться вокруг меня. Возбуждение, к тому же разогретое чувством опасности, оказалось настолько сильным, что я была готова упасть прямо на белый снег у черного тревожного подземного хода…

Я стонала. Я теряла сознание. Я мчалась, как космическое тело, сквозь другое измерение, где не было снега – и ночь была непроглядно черна; где не было перестрелки – и ночь была непроницаемо безмолвна; и только разноцветные искры взметались фейерверком, колдуя и чаруя, пьяня и сводя с ума…

Колдовскую пляску искр нарушил какой-то посторонний звук. Пришлось вернуться из космических высот… Губы Джонатана все еще бродили по моим, его язык все еще жадно исследовал топографию моего рта, но мое зрение уже восстановилось: снег и туннель; но слух уже напрягся: в туннеле раздались голоса.

Я оторвалась от Джонатана. Прислушалась. Слова были непонятны, переговаривались негромко и отрывисто, но один из голосов удивил меня: он был женский. Домработница Юлия?