Вольф Хаас - Приди, сладкая смерть

Но Молодого, конечно, всегда волнует общественное мнение. И это правильно, потому что без спонсорских пожертвований ты можешь закрывать лавочку.

Здесь донорская кровь, органы, деньги — да все. Тут-то он и придумал «б» для радиокода. Я считаю, это великое изобретение. Лет через сто про Молодого совсем забудут и будут помнить только, что он изобрел это «б». Потому как с тех пор водители стали не столь агрессивны, когда возят бомжей.

Вот почему у Шимпля с самого начала было о чем поговорить, он ведь заранее знал, кого они там встретят.

— Причем я тебе вот что скажу: дай такому вот бездомному этот самый дом, так он тебе его в первый же день спалит. А почему? Да потому, что он не выдерживает в доме-то. Так что пусть мне не говорят о бедных бездомных. Потому что раньше просто говорили «бомж». Бомж, он ни в каком определенном месте жительства быть не желает, он любит спать где погрязнее. И никакой крыши над головой он на самом деле не хочет. Так почему это я не должен говорить «бомж»?

— Да кто тебе не дает, говори себе спокойно «бомж».

— Я и говорю.

На мгновение Бреннеру показалось, что его ворчливый ответ заставил Шимпля уняться. Но с Шимплем такие штуки не проходят:

— И я еще вот что скажу. Это все из-за того, что сегодня люди не решаются говорить то, что думают.

— Но ты-то все время говоришь.

— Я-то всегда говорю. — Шимпль решил, что это комплимент, и продолжил свою болтовню с еще большим воодушевлением. Он объяснил Бреннеру, что бродяги бывают разных типов. Как будто Бреннер и сам не знал. Как будто Бреннеру не приходилось подбирать с улицы по нескольку бомжей в день. Но Шимпль тщательно делил их на разряды, как коллекционер бабочек. В зависимости от того, у кого какая причина: неблагополучная семья, неблагоприятный развод, неблагополучный характер, неблагоприятные обстоятельства.

Бреннер прямо даже обрадовался, увидев впереди вокзал Франца-Иосифа. Почуяв свободу, на последнем светофоре он рванул на красный, несмотря ни на какие «б». Как суматошные водители, проспавшие зеленый и трогающиеся с места только на красный.

— Б! — истошно заорал Шимпль, потому что он устроил свою жизнь очень разумно и никак не хотел мириться с тем, что Бреннер может его ненароком и под грузовик подставить.

А там, глядишь, размозжишь долю головного мозга, черепно-мозговая травма, потом расторможенность и сексуальный маньяк, а потом развод по его вине, вот тебе и бомж. Все это мы уже проходили!

Но, слава богу, сейчас уже не оставалось времени на то, чтобы это обсуждать.

Потому как начальник вокзала уже подавал им знаки. Старый такой железнодорожник, с зубами как у того французского актера. Обычно меня тошнит от французских фильмов, они там все время минут по десять молчат. Но вот этот был хорош, он все дона Камилло играл, а улыбочка — ну просто лошадиная.

Но начальник вокзала не улыбался, он был очень удивлен и спросил:

— А вы-то что здесь делаете?

— Нам позвонили из камеры хранения. У вас опять бомж в ячейке заперт.

— Это не из камеры хранения. Я сам звонил, минут пятнадцать назад! Теперь чуть не каждый день такое бывает, мальчишки хулиганят и бомжей в ячейках запирают.

— Запирают! Не смешите меня, — запротестовал Шимпль. — Да они сами в ячейки ложатся. Это для них дешевый ночлег.

— Но запирать-то они сами себя не запирают, — срезал железнодорожник Шимпля.

— В некоторых странах теперь уже и автоматических камер хранения нет: боятся взрывов, — все еще не унимался Шимпль. — И у нас скоро тоже ни одной не останется, потому что все их перестроят в спальни и откроют отель для господ Бездомных.

Вот тут уж Бреннер не выдержал, стыдно ему сделалось, и он сказал железнодорожнику, с зубами как у дона Камилло:

— Этим соплякам развлечение за двадцать шиллингов, а такой вот бедолага сколько часов смертельный страх испытывает.

— Обычно кто-нибудь из моих людей слышит, как он стучит, и сразу же его выпускает. Тогда ничего страшного. Но сегодняшний просто едва жив был. От страха наложил полные штаны.

— Приятного аппетита, — опять подал голос Шимпль. — Ну и где же он сейчас?

— Вот поэтому я и удивился.

И начальник вокзала как-то смущенно посмотрел на Бреннера. Железнодорожник с лошадиным лицом и в самом деле теперь вдруг сделался немногословным, как французский фильм.

— Что значит «удивились»? — захотел узнать Шимпль.

— Я удивляюсь, что вы-то здесь делаете. Союз спасения его уже пять минут как забрал.