Вячеслав Денисов: Доклад Генпрокурору

Сознаюсь, Варанов, я сам допустил глупость. Нужно было перед экспертизой поставить вопрос о времени появления пятен крови. Не разнятся ли они по часу возникновения? Однако разве могло это прийти мне и кому-то еще в голову?

Теперь Смайлову нужно ускорить процесс вашего задержания, и он подставляет под вас своего человека, агента с оперативным псевдонимом Климат. Весь комизм ситуации заключается в том, что вы роль Климата знаете, а он свою – нет. Он раскручивает вас на дачу информации, а ваша задача ее слить ему таким образом, чтобы он не догадался о постановке. Справились вы с успехом, и Климат пишет сообщение Смайлову. Оперативник, в свою очередь, составляет официальные бумаги, а вы в это время кутите с художниками на Арбате, «светите» доллары и внешне безумствуете.

Для более правдивой картины вы демонстрируете в винном магазине еще и именной вексель на имя Оресьева. Я вчера сделал проговорку, вы на ней попались, и мне стало ясно, что человек, настолько разбирающийся в векселях, за бутылкой водки с ценной бумагой не отправился бы, даже умирая от похмелья.

Итак, вы в тюрьме. Вас добросовестно «колют» два опера-напарника: Смайлов, который, собственно, и строит нужную канву допросов, и ни о чем не догадывающийся Гариков. Игра ведется для Гарикова. Случись что, он подтвердит, что вы не сознавались в убийстве Оресьева, и для того, чтобы это произошло, было затрачено очень много времени. Дача явки – не страшное дело. Никто в нее в нашем правосудии не верит, и сама по себе, без дополнительных доказательств по делу, она ничего не значит.

Нет сомнений в том, что я вас задержу, но вы к этому готовы, и знаете, за что боретесь. И на одном из допросов, а это не могло не случиться, я сообщаю вам о вашей болезни. Вы в шоке, а у меня на руках безоговорочное доказательство того, что убийца не вы.

Проходит время, и я, убежденный в том, что вершу справедливость, подготавливаю документы в суд для вашего освобождения из Бутырки. Но, как это часто случается, прозрение пришло уже после того, как вы оказались на свободе.

Вы помните допросы, за которыми мы с вами коротали вечера? На одном из них вы заявили, что с девяносто девятого по двухтысячный год проживали в Новосибирске у некой Ильюшенковой Любови Викторовны. Я проверил даму и адрес, по которому она проживает. Точнее, проживала, потому что Любовь Викторовна умерла от алкогольного отравления шестого июня две тысячи четвертого года. То есть, как раз на следующий день после того, как вы, если верить вам на слово, покинули Новосибирск и вернулись в Москву. Прямо-таки и не знаю, у кого теперь подтвердить ваши слова. Попробовал через Новосибирский розыск, так те хором твердят, что алкашка приводила в дом кого попало, и запоминать всех было крайне затруднительно. Ловко, правда? До такого мог додуматься лишь Смайлов. Он же, естественно, и получил информацию о той даме.

Как много лжи, Варанов, как много... Почему вы плачете, Иннокентий Игнатьевич?

– Люба... – глухо пробормотал Варанов и утнулся лицом в ладони.

Кряжин шумно вздохнул, со стуком выдвинул ящик стола.

– Посмотрите сюда, Варанов.

На фотографиях, брошенных на столешницу, был изображен молодой человек, сидящий за рулем красной машины. Его рот был полуоткрыт, с него свисала красная струйка, шея, половина лица и одежда его были буры от крови.

– Это Янин. Человек, не имеющий никакого отношения к описываемым событиям. Его вина заключалась лишь в том, что поздно вечером одиннадцатого июня он поставил свою машину на стоянку брата Игоря Смайлова. Стоянка была перегружена автомобилями, и в этом случае водитель отдает ключи стоянщику, чтобы тот убирал ее с дороги всякий раз, когда тому, кто поставил машину раньше, нужно выехать. Узнаете машину, Варанов? Да, это та самая «восьмерка», за рулем которой вас и поджидал ночью двенадцатого Смайлов. Когда же соседка из сороковой квартиры дома, которая видела вас у джипа в половине второго ночи, сообщила мне об этом, Смайлов решил ее убрать. И убрал бы, если бы его не остановили. Но вот этого молодого человека он убил. Убил тем же способом, что и вы Оресьева. Создав, таким образом, дополнительное алиби вам.

Кряжин пожевал губами и презрительно выдавил:

– Люба... Не юродствуйте, Варанов. Эта Люба появилась лишь потому, что в двухтысячном году вас какого-то черта занесло в Новосибирск, где вы обратились в диспансер по причине проблем с отправлением естественных надобностей. Если бы обратились в Костроме, то Смайлов нашел бы удобную покойницу там.