Анатолий Степанов - Любить и убивать

— Так и не решились? — отвлек его Миша.

— Страшно, Миша, ей-богу, страшно! — признался Сырцов. — Выпил, а все равно боюсь.

— Тогда уж лучше не начинайте, — как знаток, посоветовал Миша. — Те, которые боятся поначалу, самые безрассудные.

— Это я-то безрассудный? — слегка обиделся Сырцов.

— Вы еще сами себя в игре не знаете, Георгий Петрович. А у меня уже кое-какой опыт.

— Ну что ж, полагаюсь на твой опыт. Решил — не играю. Выпей все же, Миша, со мной за то, что удержался.

— Не положено… — вяло отказался Миша.

— Мы незаметно, — взбодрил его Сырцов.

Бармен диалог сей слышал и тут же соорудил то, что надо. Сырцов отхлебнул, а Миша быстренько принял и укорил расслабленно:

— Соблазнитель.

Делать здесь больше нечего. Да и опасность засветиться немалая.

Сырцов допил из вытянутого стакана и сообщил:

— Пойду я, Миша.

— Я провожу, — поспешно предложил тот. В золотисто-белом вестибюле Миша вдруг спросил: — Вы Василия Сергеевича пасете, да?

— Плохо я тебя учил, Миша, — с горечью признался Сырцов. — Пас, пас и вдруг домой заспешил. Кто же так пасет?

— И то верно, — подумав, грустно согласился Миша. — Как-нибудь еще забегайте к нам, а?

— Может, и решусь. Когда большие деньги будут. Бывай, Миша.

…Светлана, верно, уже наборный диск телефона сорвала. Хотя вряд ли, у нее кнопочный «Панасоник» с повторным набором. Включила себе и книжечку почитывает. Что же такое забористое читает наша изысканная дама? Маркиза де Сада? А может, ни хрена не читает, телевизор смотрит.

С уже привычными предосторожностями Сырцов пробрался в дом родной. Задернул гардины, зажег свет. Раздеваясь в прихожей, услышал, как зазвонил телефон. Пять раз дал гудки и умолк. Сырцов посмотрел на часы. Семь минут второго. Он разделся, умылся, поставил чайник и стал резать колбасу. Не дорезал, потому что опять зазвонил телефон… И Сырцов опять посмотрел на часы. Семнадцать минут второго. Точно, на включенном автомате.

На четвертом гудке Сырцов снял трубку:

— Слушаю вас.

— Это невыносимо, Георгий! — Ломкий голос Светланы нестерпимо истерически вибрировал. — Я звоню, звоню беспрерывно, а вас все нет и нет!

— Это не вы звоните, а автоматический набор, — поправил ее Сырцов и фальшиво понедоумевал: — А что, собственно, случилось?

— Но завтра же мое свидание с Ксенией, а я ничего не знаю. Где? Когда?

— И что, — добавил Сырцов.

— Что — что? — испугалась Светлана.

— Телевизионная игра есть «Что? Где? Когда?».

— Вы опять издеваетесь надо мной.

— Я устал от тебя, Светлана, — искренне признался он.

— Ты… Ты… — Светлана задохнулась, прерывисто хрипя, восстановила дыхание и сказала в тяжелой злобе: — Ты ответишь мне за это, Георгий.

— Мы закончили разговор? — поинтересовался Сырцов.

— Я ненавижу тебя!

— Я это понял. До свидания. — Сырцов положил трубку. Что ж, он свое дело сделал так, как советовал Дед. Сырцов не отходил от телефона, чтобы зря не бегать. Телефон зазвонил через минуту. Номер самолично пальчиком набирали. Без автоматики.

— Я прошу прощения, Георгий. — Тон спокойно-ледяной. — Но все-таки следует завершить наши деловые отношения. Я понимаю, вы сделали свое дело, вы отработали гонорар, найдя Ксению…

— Кстати, о гонораре. Я никак не могу возвратить вам лишнюю тысячу. Завтра я верну ее вам.

— Значит, мы завтра поедем на встречу с Ксюшей?

— Поедем, обязательно поедем.

— Когда?

— Ждите моего звонка с десяти утра.

— Что ж, я буду ждать, — согласилась она, и зазвучали короткие гудки.

Вот этого он никак не ожидал. Ни свет ни заря по московским меркам, а короче — в восемь утра — к нему заявился Валентин Константинович Логунов.

Сырцов, побрившись и приняв душ, еще бродил по квартире, обсыхая перед завтраком, когда зазвонили в дверь.

В глазке маячил солидно, по-банкирски одетый Логунов, бесцельно осматривая лестничную клетку. Сырцов, как был в трусах, не без любопытства открыл дверь.

— Здравствуйте, Георгий Петрович. Я прошу извинить меня за столь ранний визит, но время не терпит… Мы можем сейчас поговорить?

— Отчего же не мочь? Обязательно можем, — ворчливо бормотал Сырцов. — Доброе утро, Валентин Константинович. Проходите.

Голый Сырцов и упакованный в двубортный, темный костюм Логунов — картинка, достойная кисти какого-нибудь бойкого постсоветского сюрреалиста. Устроились по-сырцовски привычно: он сам на тахте, а Логунов в кресле.

Спазматически зевнув (не нарочно), Сырцов начал разговор как положено: