Анатолий Степанов - Любить и убивать

— Спасибо, мама.

Светлана, раздувая ноздри, уселась на переднее сиденье и глядела прямо перед собой. Ксения склонилась к ней и, как полчаса тому назад, поцеловала в щеку.

— До свидания, мамочка.

Не было сил у Светланы: стараясь не глядеть на дочь, она коротко кивнула. За нее попрощался Сырцов:

— Всего тебе хорошего, Ксения.

— И вам, Георгий, — эхом откликнулась она.

Вдвоем они следили за Ксенией, которая, держа в правой руке обойму крупнокалиберных бананов, миновала ворота и вошла в парк. Они следили за ней до тех пор, пока она не растворилась меж вековых стволов. Сырцов включил мотор, лихо развернулся, и они помчались к Москве.

Служивые водители закончили рабочий день, и шоссе было свободно от грузовиков, а потому пустынно. Сырцов дал скорость. Пел в полуоткрытых окнах встречный воздух, с визгом проносились мимо и назад мимолетные встречные автомобили, набегали и убегали, не утомляя глаз, деревья, деревни, столбы… Хорошо было Сырцову в бездумье.

У Троицка он вспомнил про Светлану — на мгновение покосился направо. Она сидела с закрытыми глазами. Он тихо спросил:

— Удалось тебе что-нибудь?

Она, не открывая глаз, медленно покачала головой из стороны в сторону. Нет, не удалось, так надо было понимать. Но Сырцов не успокоился:

— Совсем ничего?

— Добилась безнадежной отсрочки. — Светлана улыбнулась, как Пьеро. — Ксения из жалости ко мне согласилась еще подумать до послезавтра.

— Значит, послезавтра, — отметил Сырцов.

— Как ты все это делаешь, Георгий?

— Что именно?

— Как ты уговорил Ксению на встречу со мной?

— Попросил пожалеть. Тебя и меня.

— Она никого не жалеет, — возразила Светлана. — Даже себя.

— Что ты хочешь от нее?

— Я хочу, чтобы мы с ней уехали из этой страны навсегда.

— Уезжай одна и не мешай Ксении жить.

— Я не могу оставить в этом аду свою дочь. Она погибнет здесь.

— Она погибнет, если ты будешь рядом с ней.

— Ты говоришь глупости. И мерзости.

Замолчали до Москвы. А там и говорить было некогда: через пятнадцать минут были у логуновского подъезда. Она выскочила из «девятки» и, не прощаясь, бросилась к дверям. Вдруг опомнилась, вернулась к машине и, склонясь, сказала Сырцову:

— Спасибо, Георгий, хотя бы за то, что сегодня произошло.

— Не за что, — насмешливо ответил Сырцов. — Ведь ты вернулась не для того, чтобы сказать мне спасибо. Ты просто вспомнила, что тебе от меня надо узнать, как чисто технически осуществится послезавтра твое свидание с Ксенией. Не суетись, гражданка.

И, не дожидаясь ответа, рванул с места. Домой!

После рутинных предосторожностей добрался-таки до своей квартиры. Было без мелочи восемь часов вечера. Демидову звонить поздно, придется звонить с утра. Но только успел об этом подумать, как раздался телефонный звонок. Приятно иметь дело с обязательным человеком.

— Это тебе нужно или мне? Где ты шляешься?

— Мини-отдых на лоне природы, мой любезный Вовик.

— Тебе хорошо. Записывай адрес РЭУ.

Сырцов быстренько записал и потребовал уточнений:

— К кому там лучше обратиться?

— В десять тебя будет ждать Софья Мамедовна. Я — тебе. А ты — мне?

— Пока нечего, Вова. Спасибо вам, товарищ капитан.

— Прощай, прощай и помни обо мне! — заключил разговор Демидов.

Вспомнил, что хочется жрать. Поужинал без энтузиазма и водки, хотя принять для расслабки хотелось. В девять часов предусмотрительно наглухо задернул гардины и включил электрическое освещение. От нечего делать постелил себе свежую постельку, разделся до трусов и, ощутив потребность почитать, улегся с томиком Зощенко. Успел прочитать раздел про деньги из «Голубой книги», хотел приступить к разделу «Любовь», но в это время позвонили в дверь.

Некому его навещать. Кроме Светланы. Не одеваясь, он подошел к входной двери:

— Может, сегодня не надо, Светлана?

— Открой, — жестко потребовала невидимая она. Он усмехнулся про себя, вспомнив, что начал читать главу о любви из «Голубой книги». Усмехнулся и открыл. Светлана нехорошо посмотрела на его обнаженный торс и брезгливо посоветовала: — Прикройся.

— Зачем? — злобно поинтересовался он, но отправился в ванную, где накинул на себя самбистскую куртку.

— Бороться будем? — догадалась Светлана. Она уже сидела в кресле и курила.

— Если это теперь называется борьбой… — сказал он и сел на застеленную тахту. — Зачем это нам, Светлана?

— Тебе стыдно, да? Перед Ксюшкой стыдно, да? — Она загасила в пепельнице сигарету. — А мне, думаешь, не стыдно?