Анатолий Степанов - Любить и убивать

— Я наняла его для того, чтобы он нашел Ксению…

— И он нашел ее, — перебил Казарян и налил по второй. — Давай-ка еще выпьем, Светлана.

Она, даже не дождавшись его, покорно и быстро выпила, чтобы говорить, говорить:

— Все, все против меня! Вы разрушили мою жизнь, вы поссорили навсегда меня с мужем, вы заставили мою дочь возненавидеть свою мать!

— Вы — это кто? — выпив наконец, спросил Казарян.

— Вы, — повторила Светлана, с ненавистью глядя на Казаряна. — Вы — знаменитая на всю Москву шайка-лейка. Я хочу, чтобы ты, Смирнов, Спиридонов и Сырцов заставили Ксению вернуться домой.

— Заставить поступить Ксению против ее воли не смогла даже ты.

— Потому что вы подговорили ее! Потому что вы распускали грязные сплетни о прошлой моей жизни!

— Не ори, истеричка, — буднично посоветовал Казарян.

Светлана в запале вскочила, бедрами задев край журнального стола. Тарелки задребезжали, а бутылка рухнула на бок как подстреленная. Но уже ничто не мешало Светлане визжать, надрывая голосовые связки.

— Вы заплатите мне за все, мерзавцы! Вы все еще пожалеете, что родились на свет!

— За что они заплатят, мама? — спокойно спросила от двери Ксения.

Светлана обернулась, увидела дочь, прорвалась между столом и креслом, кинулась к ней и упала на колени.

— Доченька! Доченька! Я все, все подготовила! — Она вскочила с колен, подхватила свою сумочку и, лихорадочно выбрасывая из нее все подряд, нашла в конце концов две тонкие яркие продолговатые книжечки. — Вот билеты на послезавтра! Улетим, улетим отсюда, Ксюша!

— Мне тебя очень-очень жалко, мама, — сомнамбулически сказала Ксения. — Но я отсюда никуда не улечу.

— Отец с твоим паспортом все устроит за один день, и мы с тобой, понимаешь, только мы с тобой, будем далеко-далеко от этой кошмарной страны и этого постоянного леденящего душу ужаса! — ничего не слыша, продолжала кричать Светлана.

— Мама! — почти по слогам, отчетливо и грозно, сказала Ксения.

— Ксюша! — откликнулась Светлана и заплакала.

— Я здесь нужен, Ксения? — спросил Казарян.

— Нужны, Роман Суренович. — Она обняла мать и, утешая, чуть покачивала ее.

— Он жестокий, злопамятный и холодный человек, — через всхлипы сообщила Светлана дочери. Ксения отпустила ее и возразила:

— Неправда.

— Правда! Правда! — вновь закричала притихшая было Светлана. Ксения положила ей руки на плечи и грустно и почти утверждая спросила:

— Ты когда-то сделала что-то очень подлое и страшное, да, мама?

Светлана обеими руками сорвала со своих плеч Ксюшины ладони, кое-как запихала свои причиндалы в сумочку и, уже направляясь к двери, глухо сообщила самой себе:

— Теперь я знаю: у меня нет дочери.

«Девятка» находилась от них уже далеко-далеко. Стояла, давно остывшая, у Болота, а Сырцов с Любой брели Кадашевской набережной. Они не были влюбленной парой, они просто милы друг другу, и им было хорошо бродить вдвоем по ночной Москве, которая сейчас затаилась и дремала, в дреме негромко вскрикивая осторожными автомобильными гудками.

— А сейчас на Малую Ордынку, — приказала Люба. — Я ее люблю.

Свернули направо, вскорости миновали дыры в земле, именуемые станцией метро «Третьяковская» и вышли на вздыбленную стройками Малую Ордынку.

— Ты не Ордынку любишь, ты канавы любишь, — ворчливо заметил Сырцов, попав шикарным своим башмаком в полужидкую кучу песка.

— Не бурчи. Сейчас будет замечательно.

Они и не заметили, как перешли на «ты».

— Замечательно бывает в парной, и то только когда пиво холодное.

— Ты — лимита! — объявила Люба. — Для тебя идеал красоты — изображение Мадонны в заостренном, как египетские пирамиды, бюстгальтере! Что ты знаешь о моей веселой, замысловатой, непредсказуемой Москве?

— Все я знаю о твоей Москве. Изъездил вдоль и поперек.

— Изъездил! — передразнила Люба. — По Москве ходить надо, провинциал.

Она взяла его под руку, и они, стараясь шагать в ногу, добрели до полтупика-полуповорота. Узким проходом выбрались на Полянку. Остановились и ощутили непонятную легкую извилистость улицы, неожиданность переулков, гармонию демонстративно разностильных зданий.

— Красиво, — признал Сырцов и прижал ее ладонь предплечьем к своему боку. Люба носом потерлась о его могучий бицепс и спросила:

— А пистолет у тебя есть?

— Есть, — признался он. — Ты — справа, а пистолет — сзади. Под пиджаком.

— А кто тебе больше нравится: пистолет или я?

— Уж на что мои старички словоблуды, но ты!..