Сергей Донской - Кидалы в лампасах

– О, приветик! – обрадовалась Лариска. Она предстала перед гостем в одних только трусишках – как бы по случаю летней жары, а на самом деле – рассчитывая по-скоренькому соблазнить его своими веснушчатыми прелестями.

«Вот же корова, – подумал он с ненавистью. – Толстая рыжая корова с отвисшим задом и томными глазами. Морду от шоколада да пирожных как после пчелиных укусов разнесло, на лбу прыщей – давить не передавить, а туда же – очаровательницу из себя строит».

– Хорошо выглядишь, – улыбнулся он.

– А то! – фыркнула Лариска.

Заносчивая, самовлюбленная тварь. Еще бы – генеральская внучка, хоть и круглая сирота. Причем ее дед не какой-нибудь там замшелый отставник, строчащий мемуары о своем героическом прошлом, а заместитель начальника штаба Северо-Кавказского военного округа. Шишка. Раз в неделю прилетает из Ростова в Москву чуть ли не на персональном самолете, дабы заняться воспитанием любимой внученьки. Деньжат ей подкинет, по головке погладит и скорей за город, на охоту с боевыми товарищами, как будто ему в Чечне бесконечная пальба не осточертела. Пока любимый дедушка таким образом расслабляется, Лариска дома торчит, якобы готовясь к поступлению в вуз. Хотя в голове у этой рыжей коровы совсем другие мысли бродят. Бесконечные случки с мужиками – вот и все ее университеты. Такой оторве не гранит науки грызть, а хрен без соли.

– Ну, что вылупился? – кокетливо спросила Лариска, давно успевшая отступить в глубь прихожей, освобождая доступ к своему телу.

– Тобой любуюсь. – Он улыбнулся так широко, что даже челюсти заныли. – Ты у меня просто секс-бомба какая-то, а не ученица. Но лучше бы ты оделась, иначе наши с тобой занятия получатся сегодня несколько сумбурными. – Шутливо погрозив Лариске пальцем, он переступил через порог, захлопнул за собой дверь, поставил на пол вместительную спортивную сумку с облупленной надписью «Найк».

– Что это? – удивилась она, уставившись на сумку. – Ты куда-то уезжаешь?

– Павел Игнатьевич дома? – спросил он в свою очередь, заглядывая в квартиру через Ларискино плечо.

– Давно уехал, – заверила его она, нетерпеливо встряхнув грудью, напоминающей два куска сырого теста, посыпанного табачной крошкой.

Безуспешно стараясь не замечать эту веснушчатую грудь, украшенную чем-то вроде пары колечек бледной диетической колбасы, он задал новый вопрос:

– Все на лосей охотится?

– На лосей, на кабанов, какая разница? – Лариска хихикнула. – Главное, чтобы не на тебя.

– Смешно. – Он действительно издал смешок, напоминающий натужный кашель. – Значит, ты одна?

– Одна, одна. Дед только завтра к вечеру вернется, не раньше. – Она пнула сумку ногой. – Так что у тебя там? Какие-нибудь шпионские заморочки, признавайся?

– Ну да, меня ведь зовут Бонд, Джеймс Бонд. – Он приосанился, выпятил подбородок и немного постоял так, красуясь, после чего пояснил совсем другим, будничным голосом: – К сожалению, в сумке ничего интересного нет. Всякое барахло: спортивный костюм, детективы, тапочки. Друга в больнице нужно проведать, у него прободение грыжи… Я хотел сказать: язвы.

– А-а, – разочарованно протянула Лариска. – Жаль. Лучше бы ты действительно был крутым-прекрутым Джемсбондом.

Именно так: «Джемсбондом». Чего еще можно ожидать от этой тупой рыжей коровы?

– Тогда уж лучше сразу Гарри Поттером, – отшутился он, проходя в огромную генеральскую гостиную, люстра которой вполне сгодилась бы для антуража не самого маленького театра.

– Не-а, Гарри Поттер не катит, – промурлыкала Лариска, отираясь рядом. – У него писюнчик ма-аленький, а у тебя… ого!

– Ай! – взвизгнул он, пойманный ее нетерпеливой рукой за промежность. – Прекращай эти шуточки, Лора. Сначала – английский, все остальное – потом.

– Фигушки! Я хочу сразу!

Она попыталась припасть перед ним на колени, но он проворно отпрянул, а когда она вновь устремилась к нему, попятился еще дальше, сохраняя между собой и полуголой Лариской безопасную дистанцию. Благо площадь комнаты позволяла маневрировать сколь угодно долго – в гостиной было где развернуться.

«Плацдарм, а не квартира», – подумал он отстраненно. Военный полигон. Стены фотографиями военачальников увешаны, есть даже Буденный (правда, без шашки) и маршал Жуков (вылитый народный артист Михаил Ульянов). Вся эта героическая звездобратия уставилась на происходящее немигающими глазами, в которых чудится немое осуждение. Как будто на заседании военного трибунала находишься, честное слово!