Сергей Донской - Наркомент

– Бывшая жена, – отрезала Верка.

– Да, – согласился я, поразившись тому, как неприязненно прозвучало ее уточнение. – Теперь она стала вдовой. Воропайло был ее вторым мужем.

– Очень трогательно. – Верка хмыкнула. – Но если тебе хочется ее пожалеть, то сначала вспомни, что тебя она променяла на мента еще при руках. И этими самыми руками держалась за его ментовский…

– Заткнись, а? – глухо попросил я.

– Тогда стой тут и молись на нее, а я пошла. Суну руки под колеса трамвая, может, ты и меня оценишь?

– Погоди, – сказал я. – Нельзя оставлять ее там одну, понимаешь?

– Не понимаю! Глаза-то ей не выкололи? И ноги имеются, чтобы передвигаться без посторонней помощи. Или собираешься ей задницу теперь подтирать из чувства вины и сострадания?

Я потянулся к Веркиному воротнику, чтобы встряхнуть ее хорошенько, заставив проглотить все эти жестокие реплики, но замер, когда сверху донеслось:

– Полюбоваться пришел?

– Я сейчас поднимусь к тебе! – крикнул я.

– Я… а-а… у-у…

Что она ответила? Я понял это, лишь когда Светкина фигурка начала медленно перевешиваться через перила. «Я сама спущусь!»

– Останови ее! – взвизгнула Верка.

Даже если бы я умел летать, я не успел бы очутиться со Светкой рядом. Она уже зависла прямо над нами, пикируя вниз головой, но я еще не верил глазам, я надеялся неизвестно на что…

Тело в развевающемся халате дважды кувыркнулось в пустоте, неумолимо увеличиваясь в размерах. Под халатом угадывалась белая ночная рубашка, просторная, как саван.

Светку развернуло плашмя – ее растопыренные руки и ноги напомнили мне изображение белки-летяги из иллюстрированной энциклопедии животных. Книгу мы выбирали вместе, а потом вместе листали, усевшись по обе стороны от маленькой дочурки.

Очередной кувырок вынес Светку на уровень нашего этажа. Это невероятно, но я успел заглянуть ей прямо в глаза, и она тоже меня видела, обдав меня на лету совершенно безумным взглядом. Наши протянутые друг к другу руки едва не соприкоснулись.

Тело пронеслось мимо так стремительно, что поднятый им воздушный вихрь вздыбил волосы на моей голове. Когда перед глазами возникли потерянные Светкой тапочки, я бросился животом на перила и успел проводить ее взглядом.

Хлоп! Это напоминало приглушенный взрыв. Брызги вперемешку с осколками вывороченных кафельных плиток взмыли вверх, опадая одновременно дождем и градом. Вокруг Светкиной головы во все стороны разбежались молниеносные зигзаги трещин, а поверх них легли последние кровавые мазки, завершившие картину.

Верка потащила меня за руку прочь, я покорно двинулся следом, не сопротивляясь.

Хорошо, что она догадалась молчать. Любое неосторожное слово могло вызвать целую лавину переполнявших меня эмоций…

Верка на время стала моим безмолвным поводырем, а я превратился в беспомощного калеку, ослепшего от горя. Хотя, наверное, со стороны мы выглядели взявшейся под руки парочкой, спешащей куда-то по своим делам.

– Осадок остался, – вздохнула Верка.

– Да, – согласился я. – Тяжелый осадок.

Проследив за моей рукой, которую я приложил к груди, она фыркнула:

– Я про вино говорю. Никакое оно не грузинское. Глянь на мой бокал: как будто краска в нем была налита.

– Точно, – согласился я. И мрачно уточнил: – Красная.

Мы сидели в душноватой кафешке полуподвального типа. Поскольку заведение носило название «Бригантина», у входа красовался самый настоящий якорь, над барной стойкой – липовый штурвал, а со стен свисали клочья рыбачьей сети, которые должны были изображать корабельные снасти. Плюс неудобные деревянные лавки, длинные столы, декоративные бочонки да аквариум во всю стену, в котором маялась, подыхая от скуки, маленькая черноморская акула.

Наряженная портовой девкой официантка уносила пустеющие столовые приборы куда проворнее, чем до этого метала их на стол. У меня прорезался зверский аппетит, я слопал даже блюдо розовых заморышей, выдававшихся в меню за креветок океанских, дальневосточных. Верка от меня не отставала, проворно работая ножом, вилкой и даже руками.

Бокалы я ей не успевал наполнять. Вино белое и красное, сухое и десертное. Эту диету прописал Верке какой-то ее знакомый хмырь с многозначительной кличкой Химик. Он знал толк и в подсаживании на кокаиновую «дорожку», и в спрыгивании с нее.

Химик, по словам Верки, экспериментировал со всей дурью, которая только существует на свете, и сумел избежать зависимости, потому что вовремя останавливался. Его рецепт был прост: клин клином вышибают. Ломку он изгонял похмельем. Теперь Верка спешила влить в себя прописанный ей ежедневный литр, и хотя она заметно не пьянела, я примерно представлял себе, какая головная боль ожидает ее после подобного возлияния.