Сергей Донской - Наркомент

– Лучше скажи, откуда ты здесь взялась?

– Я? – задумчиво произнесла Верка, тщательно приминая порошок в ложке. – Все очень просто. На подоконнике лежит упаковка одноразовых шприцев. Принеси один, пожалуйста.

Насчет упаковки она не соврала – пациентов давно приучили запасаться всем необходимым для лечения, начиная с банальной отечественной ваты и заканчивая какой-нибудь импортной панацеей, сложнейшее название и баснословную цену которой невозможно выговорить с первой попытки. Однако, снабдив Верку шприцем, я не поленился раздраженно напомнить о своем вопросе, оставленном без ответа.

– Все очень просто, – повторила она, поднося к ложке пламя зажигалки. – Я ночью за тобой пошла. Вернее, сначала побежала. Сама не знаю, как направление угадала. Интуиция, понимаешь?

– Понимаю, – важно кивнул я, хотя на самом деле своей интуицией похвастаться не мог: услышав в парке шаги за спиной, я не о Верке подумал, а о смерти, которая якобы преследовала меня по пятам.

– Ну вот. – Когда порошок превратился в пузырящуюся мутноватую жидкость, она осторожно передала нагревшуюся ложку мне, а сама, вооружившись шприцем, закончила свой бесхитростный рассказ: – Замерзла я в кустах – ужас, зуб на зуб не попадал. А когда пальба началась, перепугалась до потери пульса. Но зрелище того стоило.

– А как ты до больницы добиралась? Я же за парком тачку тормознул.

– Один ты такой сообразительный? Не на своих же двоих за машиной гоняться? Между прочим, – она хихикнула, – знаешь, как мне пришлось с водилой расплачиваться?

– Догадываюсь! – процедил я сквозь зубы, потому что они невольно сжались, как будто им срочно потребовалось в кого-нибудь вцепиться.

– А вот и нет! – обрадовалась Верка моей реакции. – Твою сотню – помнишь? – отдать пришлось. Других денег у меня не нашлось.

– Не жалко было?

– Еще как! Только тебя терять было еще жальче. Потому и носилась за тобой, как какая-то собачка приблудная. Доволен?

Концовка прозвучала столь неожиданно, что я чуть машинально не кивнул, хотя на такой вопрос нельзя было отвечать ни утвердительно, ни отрицательно. Спохватившись, я выбрал самый нейтральный из всех возможных вариантов:

– Ну?

– Вот тебе и «ну»! – рассердилась внезапно Верка. – Бери полотенце и делай жгут. Руку перетянуть нужно, чтобы вены хорошенько проступили.

– Тогда закатывай рукав, – пробурчал я.

Ее смех был для меня полной неожиданностью.

– Укольчик я сделаю вот ему, – она кивнула на отрубленного Пашу. – Как его там? Ворохайло? Воробуйло?

– Воропайло, – поправил я и тут же вскричал, осознав услышанное: – Ты умница, Верунчик! Конечно, укол ему не помешает! Без пистолета, без папочки своей, а в придачу обдолбанный! Пулей из органов вылетит. Про меня вспоминать уже на досуге будет. Незлым тихим словом.

– Ошибаешься, – спокойно сказала Верка, проследив прищуренными глазами за тонюсенькой героиновой струйкой, брызнувшей из острого шприцевого жала. – Никакого досуга у товарища твоего не предвидится. За наркошу он все равно не проканает – башка разбита, от укола один-единственный след. Еще и орден получит за героическое поведение, хоть обоссался весь. Нет, тут надо по-другому. Готовь вену, Игорь.

Когда я перетянул серым вафельным полотенцем неповрежденное Пашино предплечье, он протяжно застонал и открыл глаза, настолько бессмысленные, как будто их ему на время вставили, позаимствовав у манекена.

– Зачем тогда ему героин? – я пытался понять смысл Веркиной затеи. – Чтобы покайфовал как следует?

– Можешь снять полотенце с его руки и запихнуть ему в пасть, – деловито сказала она, склонившись над Пашей. – И поглубже, поглубже! Разве не видишь, он заорать собирается!

Встрепенувшись, я молниеносно соорудил из полотенца бесформенный ком и принялся старательно заталкивать его в Пашин рот.

– Угум! – протестовал он. – Угум-угум-угум!!!

– Руку держи! – прошипела Верка.

– Ты мне не ответила! – обидчиво напомнил я, следя, как игла вонзается в выпуклую голубоватую вену на сгибе Пашиного локтя.

– Передозировка. – Верка сосредоточенно впрыскивала под кожу начинающего наркомана содержимое шприца. – Тут на десятерых таких хватит. Да держи же его!

Воспользовавшись моментом полной моей прострации, Паша исхитрился выдернуть руку из-под моего колена, попытался вытащить кляп. И ему удалось это! Я увидел, как широко раскрывается его рот, как напрягаются жилы и на шее. Вот только то, что вырвалось из Пашиной глотки, никак не являлось криком. Это была белая пузыристая пена, валившая наружу так интенсивно, словно внутри милицейского организма затеяли большую постирушку.