Фред Варгас - Мертвые, вставайте!

Марк повернулся к нему, но, прежде чем он успел возмутиться, крестный остановил его взмахом руки.

– Не закусывай удила. Я ведь говорил, как полезно бывает дать киту походить в кильватере. А не то все застопорится, мы ни о чем не узнаем, а китобоец пойдет ко дну.

Улыбаясь, он указал на прибитую к стойке пя-тифранковую монету. Встревоженный Марк смотрел ему вслед и слышал, как он поднимается к себе на пятый этаж. Марк так и не понял, что затеял крестный, и главное, не был уверен, что тот на его стороне. Он взял каминный совок и насыпал аккуратную кучку золы, чтобы прикрыть угли. Как их не присыпай, снизу все равно они будут тлеть. Когда гасишь свет, получается очень красиво. Так Марк и поступил: усевшись на стул, смотрел в темноте, как светятся тлеющие угли. И не заметил, как уснул. Лишь в четыре часа утра, разбитый и окоченевший, добрался он до своей комнаты. У него не хватило мужества раздеться. Около семи часов его разбудили шаги Вандузлера на лестнице. Ах да. Башмак. Еще не совсем проснувшись, он включил компьютер, который Люсьен поставил в его кабинете.

Когда около одиннадцати часов Марк выключил компьютер, лачуга уже опустела. Старина Вандуз-лер отправился на разведку, Матиас исчез, а Лю-сьен шел по следу семи военных дневников. За четыре часа Марк изучил все газетные вырезки, прочитал и перечитал каждую статью, сохранил в памяти все подробности, подметил совпадения и различия.

Июньское солнце пригревало, и ему впервые пришло в голову выйти с кружкой кофе во двор и устроиться на травке в надежде, что утренний воздух избавит его от головной боли. Сад зарос сорняками. Марк примял квадратный метр травы, нашел кусок доски и уселся лицом к солнцу. Он не понимал, как продвигаться дальше. Теперь он знал документы наизусть. У него отличная, цепкая память, но она, глупая, удерживала все: и ненужные пустяки, и воспоминания о минутах отчаяния. Марк уселся на доске, поджав ноги, как факир. Поездка в Дурдан почти ничего не дала. Домпьер погиб вместе со своей маленькой историей, и непонятно, как теперь ее узнать. Неизвестно даже, стоила ли она того.

По улице прошла с продуктовой сумкой Александра, и Марк махнул ей рукой. Он попытался представить ее убийцей, и от этого ему стало не по себе. Что же она пропадала со своей машиной больше трех часов подряд?

Марк ощутил себя бесполезным, бессильным, бесплодным. Ему казалось, что он что-то упускает. С тех пор как Люсьен произнес свою фразу о сути, открывающейся в поисках крайностей, он чувствовал себя не в своей тарелке. Она его смущала. Как в его подходе к изучению Средневековья, так и в его следственном методе. Устав от этих вялых и слишком невнятных мыслей, Марк встал с доски и вгляделся в Западный фронт. Занятно, что мания Люсьена оказалась такой заразной. Теперь никто из них не называл этот дом иначе, как Западный фронт. Реливо, конечно, еще не вернулся, крестный предупредил бы Марка. Удалось ли полиции проверить, не покидал ли он Тулон?

Марк поставил кружку на доску и бесшумно вышел из сада. С улицы он пристально всмотрелся в Западный фронт. Ему казалось, что домработница приходила только по вторникам и пятницам. Какой сегодня день? Четверг. В доме, казалось, было тихо. Он оглядел высокую ухоженную решетку, в отличие от их собственной, без всяких следов ржавчины, наверху торчали острия, весьма опасные на вид. Всего-то и требовалось, что перемахнуть через нее, не попавшись на глаза прохожему, и проявить достаточно ловкости, чтобы не напороться на острие. Марк окинул взглядом пустынную улицу. Эта улочка ему решительно нравилась. Он пододвинул к решетке высокий мусорный бак и, как недавно Люсьен, забрался на него. Вцепился в прутья и после нескольких неудачных попыток сумел забраться на решетку и беспрепятственно через нее перебраться.

Собственная ловкость привела его в восторг. Он соскочил на землю с другой стороны, подумав, что из него вышел бы не охотник, а отличный собиратель, сильный и проворный. Довольный, он поправил серебряные перстни, сместившиеся во время подъема, и мягкими шагами направился к молодому буку. Зачем? Неужели он с таким трудом проник в сад, чтобы только взглянуть на глупое бессловесное дерево? Просто он сам себе пообещал это сделать, к тому же был сыт по горло тем, что увяз в этой истории, вытащить из которой Александру становилась труднее с каждым днем. Эта гордая дурочка все делала невпопад.

Марк взялся за прохладный ствол сначала одной, потом другой рукой. Деревце еще молодое, так что он смог обхватить его пальцами. Марку хотелось его задушить, сжать ему горло, пока оно не расскажет ему, даваясь икотой, что делает в этом саду. Обескураженный, он уронил руки. Дерево не задушишь. Дерево держит рот на замке, оно немое, хуже, чем рыба, даже не умеет пускать пузыри. Оно выпускает только листья, ветви, корни. Да, еще оно выпускает кислород, а это полезно. А больше ничего. Оно безмолвно. Немое, как Матиас, который хочет заставить говорить кучи кремневых орудий и костных останков: бессловесный тип, беседующий с бессловесными предметами. Дальше некуда. Матиас уверял, что слышит их, что для этого достаточно знать их язык и уметь слушать. Марк, любивший только болтливые тексты, свои и чужие, не мог оценить молчаливую беседу. Но Матиас все-таки чего-то добивался, с этим не поспоришь.