Ричард Паттерсон - Степень вины

Пэйджит невидящим взглядом смотрел в окно.

— Я очень долго размышлял о Марии Карелли.

— Она о чем-либо просит тебя?

— Хуже: она ничего не хочет брать от меня. Не знаю почему.

Колвин задумался.

— О'кей, — проговорил он. — Но почему же она не хочет понять положение Карло?

— Очень просто: где-то в глубине души Мария убеждена, что Карло в состоянии все это выдержать. Раз она сама это выдержала.

Несколько минут Колвин размышлял.

— А ты в это веришь?

— Нет, — ответил Пэйджит. — Про Карло не скажешь, что он — клон [24] Человек или вещь, которая кажется точной копией кого-либо или чего-либо. Марии. В нем заложено нечто иное.

Колвин молчал. Потом подошел к Пэйджиту. Два друга стояли рядом, смотрели в окно.

— Ты прав, — произнес Пэйджит. — Город великолепен. Я влюблен в него с той университетской поры, когда ты впервые показывал его мне.

Колвин повернулся к нему:

— Что ты собираешься делать?

— Ни малейшего представления.

Закрывая собой дверь, Джон Карелли решительно заявил:

— Ты его не увидишь.

— Почему?

— Потому что это мой дом. — У него был неприятный голос. — Меня тошнит от того, что ты крутишься здесь.

— В следующий раз буду встречаться с ним в другом месте. Карло дома?

Карелли скрестил руки на груди.

— Думаешь, раз обрюхатил мою дочь, то получил какие-то права? Да любой может сделать девку беременной, если она ему даст. Но от этого он не станет ни отцом, ни мужчиной.

Пэйджит в упор смотрел на Джона. Спокойно заметил:

— Как вы правы!

У старика побагровело лицо.

— Ты богатый избалованный мальчишка. Карло никогда не будет таким же, как ты, — или как Мария!

В этом доме способны лишь осуждать, подумал Пэйджит. И только глазами старых Карелли будет смотреть на себя Карло: сын порочной женщины, лишний рот, ребенок, недостойный того, чтобы его любили и холили.

— Вы когда-нибудь задумывались над тем, — спросил он, — каким станет Карло, когда вырастет? Или для вас ненависть к дочери важнее любви к внуку? Хотя я вас достаточно узнал, мистер Карелли, — на любовь вы не способны. — Пэйджит сделал паузу. — Если бы это было не так, вы бы поняли: грех Марии не в том, что она спала со мной, а в том, что оставила сына с вами.

Джон Карелли поднял руку, намереваясь влепить пощечину. Пэйджит перехватил его запястье и вдруг почувствовал смертельную усталость.

— Извините, — мягко произнес он. — Я не имел права так говорить. Я ведь пришел только попрощаться.

Хозяин дома медленно опустил руку.

— Оставь его. Ты и так принес слишком много зла, попусту взбудоражив Карло. А теперь уходи.

— Папа?

Это был Карло — стоял за спиной деда, в прихожей. Оставил свою телевизионную передачу; из гостиной слышались бестелесные голоса Джона и Понча. Мальчик смотрел на него снизу вверх глазами, формой повторявшими глаза матери, и цвета такого же голубого, как глаза самого Пэйджита. «Северо-итальянские рецессивные [25] Рецессивный — тот из родительских признаков, который не развивается у потомства первого поколения, является подавленным, проявляется обычно у части особей, начиная со второго поколения. » — так назвала их Мария, тем самым отвергая напрочь какое бы то ни было отцовское участие.

— О, Карло! — воскликнул Пэйджит и взглянул на Джона Карелли.

— Пять минут, — пробурчал тот. — Потом вызываю полицию. — И отошел в сторону.

Пэйджит присел на корточки рядом с Карло.

— Будешь смотреть со мной? — спросил мальчик.

— С удовольствием бы. Но не могу.

Даже сам он почувствовал пустоту сказанного.

— Уезжаешь?

— Да, надо ехать.

— Почему?

— Я должен быть дома. — Пэйджит помолчал, подыскивая слова. — Я живу в Калифорнии, там, где живут Джон и Понч.

Карло опустил взгляд:

— Это очень далеко, да?

— Да.

Мальчик вздохнул:

— И моя мамочка уехала.

— Знаю. Но она вернется. Мамы всегда возвращаются.

— А ты вернешься?

— Угу. Когда-нибудь.

Карло ушел в гостиную. Вернулся с мячом, который дал ему Пэйджит. Вложил мяч ему в руку:

— Когда вернешься, привези его.

— Но я хотел, чтобы он был у тебя.

Карло помотал головой:

— Мы будем играть. Если ты вернешься.

Пэйджит почувствовал, как маленькая рука прижала мяч к его ладони, и крепко сжал пальцы сына. В глазах Карло были слезы.

— Как тебя зовут? — спросил он. — Я забыл.

— Кристофер. — Пэйджит помедлил, глядя на мальчика, и слова сами слетели с его языка: — Я твой папа.