Ричард Паттерсон - Степень вины

— Мне и самой пока неясно, — ответила Терри. — Вы по телефону говорили, что я, вероятно, представляю себе, зачем хочу видеть вас. Но я пока еще не знаю, почему хотел встретиться с вами Марк Ренсом.

Во взгляде актрисы была смесь задумчивости и удивления.

— Пока не знаете, — констатировала Линдси.

Терри покачала головой.

— Я подумала, — рискнула заметить она, — что вы были пациенткой доктора Стайнгардта.

— Лестно же вы обо мне подумали. — Смолкнув, мисс Колдуэлл обернулась к океану. — Было время, когда я действительно меняла врачей, как иная женщина меняет любовников, — отец заставлял. Но никогда не пробовала лечиться у этого фрейдиста. — Ее голос стал тих и печален. — Я частенько говорила себе, что ее никто не спасет и никто не поможет Лауре спасти себя.

Терри была изумлена:

— Вы знали ее?

У мисс Колдуэлл был такой взгляд, будто она не может решить: говорить ли правду? Наконец она вяло кивнула:

— Тогда я была совсем молодой. Всего девятнадцать.

Терри помедлила в нерешительности. Кажется, Линдси Колдуэлл не из тех, кто, не уяснив сути дела или не имея на то желания, позволяет отнимать у них время расспросами о знаменитой актрисе. Она почувствовала себя неловко, будто ее уличили в желании покопаться в чужом белье.

— Как раз из-за этого Марк Ренсом хотел вас видеть?

Мисс Колдуэлл подняла бровь:

— Что подразумевается под «этим»?

— Из-за Лауры Чейз?

— Да. Именно из-за этого Марк Ренсом хотел видеть меня.

Терри помолчала. В голосе собеседницы не было ни любезности, ни враждебности; в той женщине, которая выступала в Беркли, было гораздо больше сердечности, чем в этой, сидевшей рядом. Терри решила поменять тактику.

— Однажды я слушала вас в Беркли, — сказала она. — Рассказав о том, что происходило лично с вами — о возникавших сексуальных проблемах, о стремлении обрести необходимое актрисе самообладание, вы сделали выводы, которые волновали меня и всех других женщин, которых я знала. Но мне кажется, что все это не имеет никакого отношения к Лауре Чейз.

Во взгляде актрисы появился живой интерес.

— Это из-за того, что вы не хотите увидеть эту связь — никто из нас не хочет. Но в Лауре было гипертрофировано все то, что боятся обнаружить в себе женщины, — это была страдающая жертва, склонная к наивной хитрости, стремящаяся растормошить воображение мужчин и готовая разменять собственное «я» на «любовь» любого рода, лишь бы избавиться от одиночества. — Она помолчала. — Если вы никогда не обнаруживали в себе проявления всего этого, то либо обманываете себя, либо у вас характер такой замечательной силы, что я непременно хотела бы услышать, как вы его воспитали.

В ее словах не было раздражения — в голосе звучала готовность и к беспощадной самооценке.

— Скорее я способна на самообман, — просто сказала Терри. — В иные дни это выступает на первый план.

Впервые ее собеседница улыбнулась.

— То же самое и со стремлением быть феминисткой — в иные дни это выступает на первый план. Как могу судить хотя бы по собственному опыту, это действительно пересиливает свою альтернативу.

Терри кивнула:

— Если вы не Марк Ренсом.

— Железный Марк, — ровным голосом произнесла мисс Колдуэлл. — Человек, воистину ничем не отделенный от своей животной сути.

Подумав, Терри спросила:

— Вы встречались с ним — до того, как он позвонил?

— О да. В Йеле, на симпозиуме «Женщина в кино». Кто-то решил, что это будет забавно — пригласить его.

Повернув голову, она всматривалась в морскую даль.

— Честно говоря, у нас возникла ссора из-за того, какое место отвести Лауре в пантеоне ролевых моделей. И было бы трудно сказать, какое чувство было в Марке сильнее — страсть к Лауре или инстинктивная неприязнь ко мне. Меня это не очень смущало: помнится, я назвала его «поэтом-лауреатом журнального разворота». — Линдси, смолкнув, покачала головой. — Напрасная трата времени. Лучше высказывать собственное мнение, чем высмеивать чужое.

Крепнущий бриз ерошил волосы актрисы. Ясны были ее глаза и не по годам молодо лицо, но на нем уже запечатлелось спокойствие самопознания, которое приходит с возрастом. Терри вдруг ощутила умиротворение в душе; она смотрела на океан, на белую полосу там, где рассыпались на песке волны, и дальше, туда, где колыхались длинные ламинарии, волнуемые водяной массой. Появилось одинокое судно, крохотное из-за расстояния, и снова исчезло. Воздух был густ и солон.

Наконец Терри спросила: