Ричард Паттерсон - Степень вины

— Вы говорили, что она вспоминала…

— Это на кассете.

Монк зачарованно наблюдал за работой магнитофона, как будто впервые видя его. Мария поняла, что он думает о той записи: хрипловатый голос знаменитой актрисы, рассказывающий, как надругался над ней сенатор от Калифорнии — тот, кого миллионы людей хотели видеть президентом и о чьей гибели в авиационной катастрофе до сих пор скорбели многие. Человек, сын которого намеревался теперь стать губернатором.

— Подобной записью, — мягко заметил Монк, — вы можете причинить людям боль и нанести моральный ущерб.

Слова были отзвуком его чувств, напоминавшим, что жизнь Монка протекает вне этой комнаты и что некий образ Джеймса Кольта, конечно же, часть этой жизни. И у Марии было свое представление об образе этого человека: Джеймс Кольт шагает в колонне сезонных рабочих; выступает в сенате с пламенной речью о трагедии Вьетнама, о бессмысленности военных потерь; требует от студентов, чтобы они не отказывались от «борьбы против войны, считая ее менее важной, чем борьба за их собственные интересы». Глядя на Монка, Мария вспомнила, что Джеймс Кольт отводил особое место неграм: он был последним претендентом на пост президента, который всерьез говорил о социальной справедливости. Не только семейство Джеймса Кольта, многие люди были бы оскорблены кассетой Ренсома, пусти ее кто-нибудь в оборот.

— Да. — Она подняла глаза. — Подобные кассеты способны причинить людям боль.

Инспектор как-то притих в своем кресле; что-то с ним произошло, подумала Мария, он кажется более усталым, чем раньше.

— Ренсом говорил, как он достал кассету? — наконец спросил он.

— Он купил ее. — Мария уловила раздражение в собственном голосе. — У дочери доктора Стайнгардта. Ей нужны были деньги.

— Доктор Стайнгардт?

— Психотерапевт. Он умер.

— Но разве на этот счет нет правил? В случае, когда речь идет о пациентах психиатров, есть особые положения.

Мария снова пожала плечами.

— И Лаура Чейз, и Стайнгардт мертвы. Кто остался? Лишь дочь Стайнгардта и… — И Ренсом, хотела она сказать.

— С вами все в порядке?

— Да. — Она поймала себя на том, что провела кончиками пальцев по глазам. — Просто я смотрела на него в тот момент.

— На кого?

— На Ренсома. Когда он умирал, он очень пристально смотрел на меня.

— До этого мы дойдем, — сказал Монк. — В свое время.

Она услышала тихий, тише его голоса, шелест магнитофона.

— Давайте сейчас. Я устала.

— К этому надо подойти.

Она открыла глаза:

— Можно воды?

— Конечно.

Он встал, вышел, вернулся с пластмассовой чашкой холодной воды. Катушки магнитофона продолжали крутиться. Монк прислонился к стене.

— Вы упоминали телефонные разговоры — он звонил вам на работу, вы звонили ему из дома. До интервью были еще разговоры?

— Он звонил еще раз. Сказал, где и когда сможет со мной увидеться.

— Он выбрал Сан-Франциско?

— Да.

— Для вас это удобно?

— Нет.

— Почему же вы поехали?

Мария покраснела.

— Он обещал, что даст мне прослушать кассету, — наконец проговорила она. — Если я приду одна.

Глаза Монка едва заметно расширились.

— И этого было достаточно, чтобы вы согласились?

Попивая воду маленькими глотками, она подбирала слова для ответа.

— Что касается памяти Джеймса Кольта или гибели Лауры Чейз, то я не собиралась выступать в роли разоблачителя. Меня интересовала этическая сторона вопроса. Как можно покупать и продавать интимнейшие секреты, те, которые люди никогда и ни за что не раскрыли бы постороннему!

— Ну и что, как вы полагали, из этого могло получиться?

— Я думала, что он не будет использовать кассету. — Мария помедлила. — Но ведь я — журналист. Ренсом говорил мне, что правда важнее врачебной тайны и всяких нежностей, что она нужна и мертвым, и живым.

— И вы согласились с этим?

— Нет. — Она рассматривала сломанный ноготь. — Но разве можно было не встретиться с ним?

— Он объяснил, почему связался именно с вами?

— Да.

— И почему же?

Она почувствовала, что тело ее окаменело.

— Он сказал, что любит смотреть меня по телевизору. И что «предмет» заинтересует меня.

— Он разъяснил, что имеет в виду?

— Нет. — Ее голос снова стал спокойным. — Пока я не пришла к нему.

Монк сел, посматривая на нее поверх магнитофона и потирая ладонью подбородок.

— Что произошло, — наконец спросил он, — когда вы пришли к нему в номер?

Мария смотрела мимо него в стену. Обдумывай каждую мелочь, говорила она себе, каждую фразу.