Ричард Паттерсон - Степень вины

Ягодицы Ренсома привлекли внимание блондинки, глаза ее сузились.

Она провела по царапинам кончиком пальца. Чернокожий полицейский заговорил с Марией.

— Инспектор Монк, — представился он. — Убийства.

Она подняла на него глаза, вздрогнула. Он кивнул на женщину.

— Нам необходимо кое-что тут сделать.

Как и всё вокруг, его роскошный баритон, размеренный и методичный, казался механическим.

Сколько мне придется еще пробыть здесь? Вопрос был готов сорваться с языка Марии, но она удержалась. Поняла: для нее сейчас самое лучшее — оставаться там, где она есть. Попросила только:

— Можно воды?

Монк прошел в ванную и вернулся со стаканом воды. Когда передавал ей стакан, к нему подошла женщина.

— Это доктор Шелтон, — пояснил Монк. — Медэксперт.

У женщины были спокойные голубые глаза, косметикой она не пользовалась.

— Элизабет Шелтон, — уточнила она.

Мы — сестры, сказал ее ясный голос, я понимаю вас, сочувствую вам. Когда женщина опустилась перед диваном на колени, Мария преисполнилась благодарности к ней.

— Он не изнасиловал вас? — спросила ее новая подруга.

— Нет.

— Вам нужен врач?

— Нет. Я не хочу, чтобы ко мне прикасались.

Шелтон помедлила.

— Можно мне осмотреть вашу шею? — спросила она. Лицо ее выражало сочувствие, сочувствующим был и тон ее голоса. Мария молча наклонилась вперед.

Кончиками пальцев женщина бережно подняла ее подбородок.

— Как появились эти царапины? — спросила она. Мария сглотнула.

— Он сделал это. — После паузы добавила: — Когда был на мне.

— Где-нибудь еще есть ушибы?

Мария коснулась щеки:

— Здесь.

— Как появился этот ушиб?

— Он ударил меня.

Шелтон посмотрела ей в глаза:

— Открытой ладонью?

— Да, — сказала Мария упавшим голосом. — Он все бил и бил.

— Сколько раз он ударил?

— Не знаю.

Шелтон помолчала.

— Есть еще ушибы? — спросила она. Мария посмотрела на свои ноги.

— Да.

— Где?

— На бедре.

— Можно посмотреть?

Мария не ответила. Шелтон взглянула на Монка. Не говоря ни слова, тот отошел в другой угол комнаты. Шелтон мягко сказала:

— Это поможет нам.

Мария огляделась. Монк отдергивал шторы. Партнер Монка — бледный лысеющий человек, чем-то напоминавший священника, — стоял над ее черным пистолетом. Коп в форме — тот, что допрашивал ее, — смотрел на коллегу с выражением безмерного уныния.

Мария медленно задрала подол юбки.

Царапина как будто даже увеличилась — алела выступающей полосой под колготками. Шелтон наклонила голову:

— А здесь что?

— Он стягивал с меня колготки.

Шелтон рассматривала рану.

— Колготки были на вас?

— Да. Конечно.

Почти заботливо Шелтон опустила подол ее юбки. Только мгновение спустя Мария заметила, что она внимательно разглядывает ткань.

— Можно посмотреть ваши руки?

Мария кивнула. Шелтон взяла обе ее руки в свои, и тон ее стал холодно-вежливым.

— Я хотела бы взять пробы. Из-под ногтей.

Быстро подойдя к черной сумке, открыла ее. Вернулась, снова опустилась на колени, держа в руках тонкий металлический инструмент и белый конвертик.

— Можно?

Дождавшись ответного кивка, Шелтон скользнула инструментом под ноготь указательного пальца правой руки. В этот момент Мария увидела золотые дужки ее серег.

Палец за пальцем женщина брала пробы. Неожиданно у Марии появилось странное ощущение, что она голая.

— Я устала, — прошептала она.

— Только три осталось, — ответила Шелтон голосом педиатра, разговаривающего с ребенком. — Заканчиваю.

Мария едва сидела. Она уже ни на что не была способна.

— Спасибо. — Медэксперт поднялась.

И замерла, глядя на магнитофон. По ее глазам было видно, что она уже обдумывает вопрос, собираясь что-то выяснить. Мария представила себе, как удивится Шелтон, услышав магнитофонную запись. Но та отошла к Монку, так ни о чем и не спросив.

Стоя возле Ренсома, они о чем-то говорили, но так тихо, что ничего не было слышно. Мария почувствовала, что совершенно одинока.

Монк кивнул Шелтон и подошел к ней.

— Мы вынуждены взять вас с собой, в отдел убийств. Надо разобраться в том, что случилось.

У нее возникло ощущение, что все тело одеревенело.

— Долго мне придется там пробыть? — спросила она.

— Несколько часов. Пока мы не разберемся со всем этим.

Мария отметила про себя, что он никогда не извиняется перед ней, будто бы имеет депо с неодушевленным предметом, подлежащим обработке.

— Он оскорбил меня, — сказала она.