Татьяна Степанова - Душа-потемки

– Тоже не усидел на месте? – буркнул он, завидев Гущина.

– Усидишь тут, как же. Дыши ртом, легче станет, Леш.

– Не могу я на это смотреть, ты сам знаешь, – Елистратов сморщился. – Вот казнь моя… А приходится почти каждую неделю, с души прямо воротит.

– Архив подняли?

– Уже звонил, справлялся. Так нет у нас ничего в архиве.

Катя прислушивалась очень внимательно: и опять это походило на код, на некий шифр – этот короткий обмен репликами.

– Как так нет? – спросил Гущин. – Должно быть обязательно. Я тебе год и число даже точно назову.

– Думаешь, я не помню дату? – Елистратов опять приложил ватку с нашатырем к носу. – В нашем архиве не числится.

– Изъято?

– Никогда не поступало.

– Значит, тогда сразу забрали на Лубянку. Звони туда. Хочешь, я сам позвоню Ануфриеву. Он теперь зам нач. департамента, в любом случае поможет что-то узнать.

– Они там и так все параноики, от собственной тени шарахаются, – хмыкнул Елистратов. – А ты хочешь, чтобы мы с этим к ним сунулись?

– Да тому делу тридцать лет!

– Вот они тебе это самое и скажут. И что мы им, Федя, с тобой ответим? Нам показалось… нам померещилось?

Гущин отвернулся, нахмурил брови. Кате смерть как было любопытно: о чем это они? Но она сдерживала себя – не время, не время сейчас. А то в шею прогонят.

– Все, мы в основном закончили, – доложил патологоанатом по громкой связи из операционной. – Теперь могу ответить на ваши вопросы.

– Точное время смерти? – спросил Елистратов.

– На момент обнаружения – примерно двенадцать часов.

– Примерно?

– Двенадцать, – долговязый, облаченный в голубую хирургическую робу патологоанатом стоял над телом, распластанном на хирургическом столе во всей своей страшной и беззащитной наготе. Дело сделано, и теперь он держал ответ за свою работу.

– Повреждения?

– Из видимых – кровоподтеки в области правой ключицы и на внешней стороне бедра. В области ключицы – прижизненного характера, на бедре – уже посмертного. Видимо, когда тело перемещали волоком.

– Да, волоком. А следы на шее? – Елистратов скатал ватку в крохотный комочек.

– След удушения, ярко выраженная странгуляционная борозда на передней и боковой поверхности шеи. Спереди под самым подбородком. Удавление петлей… Все признаки налицо: след борозды вдавлен в кожу равномерно, образует замкнутое кольцо, – эксперт говорил, словно лекцию читал, – пространно и обстоятельно.

– То есть вы хотите сказать, что нападение совершено сзади? – спросил Гущин. – Раз след на шее спереди и сбоку? А что за предмет применялся?

– Достаточно прочный, чтобы задушить. Мы уже говорили там, во время осмотра места, – галстук или шнур от портьер… По характеру следа на шее это нельзя точно сказать.

– Микрочастицы волокон?

– Отсутствуют. Мы обнаружили у потерпевшей Зайцевой следы пыли в волосах и на одежде. И несколько текстильных волокон. Я тщательно все собрал. И отправил коллегам на анализ.

– Признаки изнасилования?

– Отсутствуют.

– И тогда тоже, помнится, ни одна жертва изнасилована не была, – тихо сказал Гущин – то ли Елистратову напомнил, то ли себе. – Либо не успел, либо не захотел.

Да о ком же это он?

– Следы ДНК?

– Есть, хотя не слишком хороший материал для исследований. Лишь бы нашлось, с чем сравнивать… с кем… Обнаружены следы множественных кровоизлияний в лицевых тканях – в области губ, языка, слизистой. В общем, причина смерти потерпевшей – механическая асфиксия. После наступления смерти труп перемещали и производили с ним различные манипуляции. Лицо в области рта испачкано женской губной помадой.

– Разрисовано, – сказал Елистратов. – И?

– Та же по составу, что и в тюбике, найденном рядом с телом, и с образцов, изъятых с надписи на зеркале.

НАДПИСЬ! Катя вздрогнула. Как же это она про надпись-то забыла! Что там намалевали на зеркале в примерочной? «Я здесь. Я вернулся».

Похоже, Гущину и его коллеге из МУРа известно о происшедшем гораздо больше, чем они хотят это показать.

И при чем тут архив Петровки, 38? Речь идет о каком-то старом деле? И отчего они оба так нервничают?

– Я сам еще раз осмотрю там у вас странгуляционную борозду и ее лицо, – сказал полковник Гущин и как медведь неуклюже попер вперед, открывая стеклянную дверь операционной, обдавая их с Елистратовым запахом формалина, спирта, тлена и крови.

Катя поняла: старина Гущин в чем-то хочет окончательно убедиться. Рассеять свои сомнения, что-то подтвердить для самого себя или опровергнуть.