Кирилл Казанцев: Волчара выходит на след

В чем же заключается надобность присутствия при нападении на прииск китаеза, Мостовой из мало убедительных объяснений Славкина так и не понял. Тот что-то наплел насчет какого-то телефонного звонка, который должен сделать этот китаез сразу же после штурма. Но куда и кому, Саня пока не сказал, буркнув «там увидишь», «да это ж только для тебя, браток». Можно было с большой долей уверенности предположить, что это будет звонок в Китай неведомому боссу, виновному в Танюшиной смерти, до которого Андрею действительно до зубовного скрежета хотелось дотянуться.

О том, что ждет этих двоих потом, Мостовой знал со всей определенностью – от них непременно избавятся, пустят в расход, как ненужных опасных свидетелей. Именно – «избавятся». Сам он к этому руку не приложит. И даже пальцем их не тронет. «Хватит. Грязи нахлебался! Извозился в дерьме до самой макушки!»

– Приготовились! – предупредил Славкин. – Оружие не утопите. Держитесь за леера. Андрюха, сигаешь первым – подтащишь за швартовый.

Голос «Меркурия» притих, поменял тональность. Пошли на самых малых.

Лодка, развернувшись поперек течения, медленно и неохотно поползла в узкий проход между покрытыми клочьями пены притопленными корчами, и мышцы на спине Мостового самопроизвольно напряглись. Он продел плечо и голову в автоматный ремень и отбросил оружие назад. Спустился со скамейки на волнистое, туго накаченное днище. На четвереньках пробрался на нос и стал на корточки, зажав в руке швартовый конец, опасливо, до рези в глазах, всматриваясь в приближающийся обросший колышущейся полуметровой наледью берег.

Раздался свистящий протяжный треск ломающегося льда, и по коже побежали мурашки. Знал, что многослойная резина обязана выдержать, да если и спустит, в конце концов, то только первое, огражденное прочной переборкой отделение, но все равно стало сухо во рту, засосало под ложечкой. Слишком зловеще ярилась в глубоких прибрежных крутяках ледяная зимняя вода.

Подошедшую к промерзшей береговой кромке на малом ходу лодку тут же начало заворачивать кормою по течению. В любой момент лопасти винта могло срезать каким-нибудь скрытым под водой толстым коварным хлыстом. Мостовой, широко расставив ноги, встал во весь рост. Примерился и прыгнул. Чиркнул каблуком по высокому баллону, а потому неудачно приземлился, рухнул на бок, и в сапоги моментально хлынула вода. Перекатился на живот, вцепился обеими руками в свешенные плети тальниковых корневищ. Подтянулся. В одно движение намотал на кулак швартовый конец. И очень вовремя – веревку уже размотало полностью, натянуло до звона, едва не выбив диким запредельным весом руку из плечевого сустава. Напрягся, со стоном потащил на себя и на последнем издыхании перекинул швартов через тонкую осинку. Передохнул пару секунд и снова потянул – теперь уже через блок. А потом, увидев, что лодка носом вылезла на берег, захлестнул веревку на осинке мертвою петлей.

Помог сойти на берег Семенычу. Потом – Бельдину и китаезу, скованным по рукам между собой. И только когда совместными усилиями выволокли лодку на сухое и протащили ее на десяток метров в тальниковую чащобу, отошел в сторону и, присев на кочку, стащил сапоги. Вылил из них ледяную воду. Выкрутил промокшие носки и портянки. Напихал внутрь сапог сухой осоки-резуна и снова протиснул ноги в закисшие голенища.

– Херово, – хмуро изрек Славкин после того, когда Андрей закончил все свои манипуляции с промокшей обувью. – Только этого, блин, не хватало.

– Это не твоя забота, – отбрил его Мостовой. – Займись делом.

– Ладно, – пробурчал Славкин. Посмотрел на тускло фосфоресцирующий циферблат своих «командирских». – Время еще терпит, но все равно выдвигаемся через пять минут. Лучше не спеша. И шума меньше, и дыхание не собьете. Я иду первым. Потом вы – двое. Следом ты – Иван Семеныч. Ты, Андрюха, стал быть, замыкаешь. Идем тихо, хоть и Егор прослушку коцнул. Особенно на подходе к объекту – я дам знак. Гуськом. Ноги – с носка на пятку. Пощупал – наступил. И вы, хмыри, – цепочкой не звенеть! Чтобы постоянно – слегка внатяжку. Ясно? До точки – полтора часа спокойного хода. К четырем должны выйти. Там ты, Семеныч, с ними остаешься, а мы с Андрюхой поползем дальше. И смотри, батяня, чтоб не дергались. Чуть что – свинца в лобешник. Ну, что? Всем все понятно?

Старался ступать как можно тише, но все равно неважно получалось. То треснет под ногой сухой валежник, громко шелестнет, шаркнет по голенищам сапог перевитый колючками вейник, то нога неожиданно уйдет по щиколотку в ворохи гремящего на весь лес дубового листа. Так ведь не видно ни черта! Луна уже зашла. Да и яркая до полуночи звездная россыпь истаяла окончательно. И только изредка нет-нет да и сверкнет через уродливо изломанные спутанные космы голых ветвей какая-нибудь заблудшая. Да только толку от нее – на грош.