Борис Пугачев - Дуэль с собой

Внутри домик напомнил Родику домоуправление, в котором много лет назад его и других провинившихся детей судили общественники на товарищеском суде. Здесь, как и там, были расшатанные и скрипучие полы, покрытые протертым линолеумом, покрашенные грязно-зеленой краской стены, завешанные информационными стендами и бумажными объявлениями, подслеповатые немытые окошечки с гнилыми, когда-то белыми рамами и незакрывающимися форточками, тусклое электрическое освещение и ряды облупившихся откидных кресел, обитых коричневым, местами рваным дерматином. Всю эту неприглядную картину довершали дикая духота и затхлый запах, характерный для старых нежилых помещений.

Ничто не внушало мысли о том, что это государственное учреждение, призванное вершить правосудие. Разве что сидящий у входа милиционер, да и тот, отстегнув галстук и сняв фуражку, с безразличным видом листал какой-то журнал.

Родик с трудом нашел информацию о заседаниях и с не меньшим трудом добился от милиционера ответа на вопрос, как туда пройти.

Зал был еще закрыт, и Родик устроился на одном из откидных кресел, стараясь совершать меньше движений, чтобы не вспотеть в жарком некондиционированном помещении.

До начала заседания оставалось около получаса, и Родик от нечего делать стал изучать свою повестку в суд. От этого занятия его отвлек скрип. Он инстинктивно поднял глаза и увидел знакомое лицо. На этот раз он не сомневался — перед ним стоял Сафаров.

— Салом, — приветствовал тот.

— Доброе утро, — отозвался Родик, испытывая некоторую неловкость и не зная, как себя вести.

— Извините. Если помните, мы виделись у сардора [71] Сардор — начальник (тадж.). , а до того — на вашей квартире? — присаживаясь рядом, спросил Сафаров.

Родик промолчал.

— Я хотел еще тогда в Дангаре поговорить с вами, — продолжил он. — Но как-то не получилось, вокруг вас все время был народ. Я хотел извиниться за случившееся. Никто не хотел вас обидеть. Деньги мы вам вернем. Молодой, глупый… Не надо ему жизнь ломать… Он очень раскаивается.

— От меня, я думаю, мало что зависит. Как суд решит. Я ни на чем настаивать не буду, — заверил его Родик, подумав, что изменить ничего уже нельзя, а ссориться с уголовниками глупо.

— Рахмат… Мне говорили, что вы очень порядочный человек. Мы добро не забываем. Спасибо.

Родик снова промолчал. Несколько затянувшуюся паузу прервала миловидная молодая таджичка, пригласившая их в зал заседания суда, не менее удивительный, чем все здание. Залом служила относительно небольшая — около сорока квадратных метров — неухоженная комната. Никакой кафедры для судьи, «лобного места» для допроса свидетелей, клетки для обвиняемого и других атрибутов заседаний, показываемых в кинофильмах, не было. Вместо этого у дальней стены стояли обычные канцелярские столы, а перед ними — несколько рядов стульев.

Последующие действия не оставили у Родика никаких ярких впечатлений. Суд проходил безэмоционально, как будто его участники все заранее знали. Родик очень кратко, как его учил Абдужаллол, изложил ситуацию, а в конце высказал мысль о том, что обвиняемый, вероятно, осознал свой поступок, раскаялся и сажать в тюрьму его не следует. В качестве свидетеля допросили Сафарова. Прокурор задал ему несколько вопросов, а адвокат заявил, что вопросов не имеет. Судья дал слово прокурору, и тот потребовал признать обвиняемого виновным по такой-то статье Уголовного кодекса и дать ему три года колонии общего режима. Затем выступил адвокат, речь которого сводилась к тому, что обвиняемый совершил преступление впервые, активно раскаивается, и потому наказание должно быть ниже какого-то нижнего предела, предусмотренного для таких случаев уголовно-процессуальным кодексом.

После перерыва, во время которого Родик оставался в зале суда из-за того, что там работал кондиционер, судья огласила приговор. Молодой человек получил два года условно, что, вероятно, его полностью устраивало. На этом все и закончилось.

Родик вышел на улицу. В машине его ожидал Сергей Викторович. Садясь на переднее сиденье, Родик увидел подошедшего Сафарова.

— Ака, еще раз спасибо, — прижав левую руку к сердцу, поблагодарил он. — Мы люди благодарные…

— Не надо… — перебил Родик. — Я это сделал больше для себя. Я понимаю ваши чувства, но воровство не могу оправдать, а тем более простить. Извините, но мы очень торопимся.

— Все в порядке? — спросил Сергей Викторович, трогаясь с места.