Павел Шестаков - Игра против всех

— Мы обсуждаем с Фатимой Ахметовной последнюю, так сказать, версию. Она считает доктора Васина замешанным в преступлении.

— Васина? С какой же целью он доставал для Живых морфий?

— Федя про скачки говорил. Кто первый прийти может.

Сосновский и полковник переглянулись.

— Васин играл на скачках? — спросил Дед.

— Сам не играл. Вадька играл. Каждое воскресенье на ипподром бегал.

— Понятно, — подытожил Сосновский. — Значит, механика такая. Живых нуждался в морфии, который мог доставать в больнице Васин. И доставал. А в обмен Федор снабжал Зайцева и Васина сведениями о намеченных на скачках махинациях?

— Зачем махинации? — живо возразила Гаджиева. — Просто разговор слушал. Брат говорил. Приятели его говорили, какой лошадь, какой жокей лучше, какой раньше прийти может.

— Ну, это положим… — махнул Боб рукой.

Но полковник остановил его:

— Нельзя все видеть в худшем свете, Борис Михайлович. Живых часто бывал в обществе жокеев, слышал их предположения, прогнозы. Не обязательно подозревать махинации.

— Вот правильно, товарищ начальник. Вот правильно. Придет к брату — там разговор: Сувенир — хорошая форма, резво идет. И жокей кто. Жокей разный бывает. Они много знают…

Говорила она быстро, сбиваясь в русском языке, а полковник слушал внимательно, кивая время от времени, так что Сосновский никак не мог понять, верит он Фатиме или нет.

— Об этих разговорах и вы сообщали Зайцеву?

— Да, сообщала. Разве нельзя? Разве это преступление, товарищ начальник?

— Однако Живых передавал Зайцеву как факты?

— Не знаю как.

— Ладно, это тема особая. В общем-то связь между Живых и Зайцевым понятна. Вы слышали, как Васин приходил утром к Зайцеву в день, когда тот погиб?

— Он приходил, приходил. Я слышала через стенку, слышала: пришел человек…

— И узнали голос Васина?

Скворцов смотрел на Гаджиеву внимательно и доброжелательно.

«Сейчас подтвердит», — решил Сосновский, сомневаясь, впрочем, что Скворцов поставил вопрос правильно.

— Узнали, значит?

Фатима скрестила тонкие пальцы. Она мучилась:

— Нет, товарищ начальник.

Полковник не стал настаивать:

— Наверно, вы устали, Фатима Ахметовна. Пора и отдохнуть. Как вы смотрите, Борис Михайлович?

Боб удивился:

— Мы не так уж долго беседуем.

— Зато содержательно. Для непривычного человека, пожалуй, и хватит. Пойдите отдохните, — повернулся Скворцов к Гаджиевой.

Фатима вышла пятясь.

— Петр Данилович! — воскликнул Сосновский.

Дед собирался пояснить, почему он отпустил Гаджиеву, «о на пороге появился Мазин.

— Хорошо, что вы зашли, Игорь Николаевич. Гаджиева дала интересные показания. Введите его в курс, Борис Михайлович.

Сосновский рассказал подробно.

— Значит, Васин? И у меня он прорисовался. Лена Хохлова сообщила, что Васин — владелец мотороллера и, следовательно, мог быть за рулем.

— Не было бабе хлопот, так купила порося!

— Да, хлопот прибавилось. Тем более, что Гаджиева не узнала его голос.

— Рано ее отпустили, Петр Данилович! — вернулся к своему Борис.

— Думаю, что вовремя. Вы так поднажали, что она могла наговорить черт-те что. А выдумок и без того хватает.

— Гаджиева не выдумывала, а сообщила важные вещи, — обиделся Сосновский.

— Отставить пререкания. Я, по-вашему, важное от чепухи не отличаю? — И он повернулся к Мазину — У тебя, Игорь Николаевич, все?

Игорь понимал их обоих: и рвущегося напролом Бориса, и осторожного Скворцова. «Чепуху от важного он отличит без ошибки — это факт. Но догадывается ли шеф, кто настоящий преступник? впрочем, Дед и догадки, как гений и злодейство, — вещи несовместимые. Ему нужно знать наверняка. А если догадаюсь я? — подумал Мазин дерзко. — Тогда он первым определит, бред это или истина».

— Мне кажется, Петр Данилович, можно найти Диану Филину. Я говорил по телефону с ее матерью. Мать по-прежнему уверяет, что понятия не имеет, где обретается беглая профессорша, но, я уверен, темнит. Тон у нее изменился. Так спокойно говорить об исчезнувшей дочери невозможно. Стоит съездить в Куйбышев!

Куйбышев Мазину не понравился. День стоял слякотный, противоположный берег Волги едва темнел за пеленой дождя. Только памятник чапаевцам — устремленные вперед железные люди и лошади — задержал его внимание. Игорь прошел мимо конструктивистских, построенных перед войной зданий, пересек трамвайную линию и зашагал по старому самарскому булыжнику мимо непривычных южанину деревянных домов с резными наличниками. В одном из них жила мать Дианы Филиной. Мазин поднялся по скрипучей лесенке на второй этаж.