Анатолий Безуглов - Рассказы и повести

Да, теперь можно сказать, что так и следовало поступить. Конечно, прокурор должен, обязан быть осторожным и предусмотрительным… Но ведь прокурор тоже человек, и нельзя ему действовать подобно механической кукле, подобно машине. Можно ли жить, не имея права и шагу сделать без оглядки?

Мои чувства бунтовали против этого. Но разум говорил: да, надо быть всегда начеку, тогда никакие случайности не подстерегут. Но это чистейшей воды теория. И не жизненная. Следуя ей, можно дойти до того, что не станешь доверять никому, даже собственной тени…

Легко рассуждать задним числом. Как говорится, дело сделано. Но почему же так скверно все кончилось?

Не напейся Горелов, разошлись бы все подобру-поздорову, и были бы сейчас у меня только приятные воспоминания о хорошо проведенных нескольких часах в приятной компании. Все дело в том, что я не мог оставить Николая Сидоровича. Это уж точно. А может быть, причина не только в этом? И так ли уж безгрешно я вел себя? Может, сидит во мне бес, а я просто не знаю о его существовании? Подвернулся случай – и это проявилось. Мысль, конечно, глупая. Но ведь был же я любезен с Мариной Петровной, оказывал знаки внимания, даже коробку конфет подарил.

Нет, чушь какая-то! Да, Белоус – привлекательная женщина, со вкусом и тактом, но я не припомню, чтобы у меня хоть на мгновенье появилось желание добиваться той близости, о которой говорилось в заявлении ее мужа.

Я ведь ничего не знаю о жизни этой женщины. Если посмотреть, кто она, а кто муж… Марина Петровна культурная, разносторонне развитая, любит музыку, поет, знает литературу. Он – человек явно малообразованный (что стоит одно его письмо в обком), может быть, груб и жесток с ней. Она еще молода, правда, не той первой молодостью, когда все еще впереди – надежды и мечты. Теперь же – суровая действительность. Тягостно ей и грустно. В этом она сама призналась. А тут – понравился человек…

Все это, может быть, и так. Но в чем моя вина?

Я вдруг подумал, что Марина Петровна вообще могла разыграть сцену измены специально. Тогда с какой целью? Вспомнился один случай из моей практики, который едва не кончился трагически.

От некой гражданки ушел муж. И чтобы утвердить себя или же просто-напросто вернуть его, она пригласила в гости своего школьного товарища. Попросила, чтобы он сыграл роль влюбленного. Тот по старой дружбе согласился. В этот вечер под предлогом разговора о разводе был приглашен и муж-беглец. И тут в нем неожиданно проснулась ревность. Встреча кончилась тем, что доверчивый однокашник попал в больницу с тяжелым ранением, а бывший муж – на скамью подсудимых.

Представим себе, что у Марины Петровны такая же ситуация. И я был избран на роль возбудителя ревности и любви в гражданине Белоусе. Тогда я – жертва. И все это очень некрасиво.

Я поймал себя на том, что подхожу к случившемуся как юрист. А почему бы и нет? Ведь надо же разобраться. Мне предстоит защищать свою честь, свое достоинство, свое положение, и лучше уж быть готовым ко всему.

Раз так, рассмотрим еще одну версию. Допустим, Марина Петровна… перепутала комнату или постель. Ничего сверхневероятного в этом нет: она ведь тоже выпила. Сколько, я точно не помню. Это похоже на скабрезный водевильчик, но чего не бывает на свете…

Я чертыхнулся про себя: как все мелко, скандально. С какого боку ни копни – скользко… И надо же было случиться такому именно со мной. Ведь и никому из остальных мужиков не было бы так худо, как мне.

Беда в том, что я прокурор. Прокурор!

В голове путаница. А на душе так тяжело, что я даже не позвонил домой, жене, хотя делал это каждый раз, находясь в командировке.

И второй день конференции оказался для меня скомканным. Я был разбит физически: опять бессонная ночь, думы, думы… О Даше, о детях, о себе.

До начала конференции забежал в прокуратуру и занес Зарубину свое объяснение. Степан Герасимович быстро пробежал его глазами и вызвал своего помощника по кадрам Авдеева.

– К материалам Измайлова,– протянул он бумагу, над которой я трудился полночи.– Не тяните, Владимир Харитонович.

Авдеев, упорно избегая смотреть на меня, коротко ответил:

– Слушаюсь.– И, повернувшись, прошел к двери, на ходу бросив мне: – Как кончится, а я думаю, часикам к четырем вы закруглитесь, жду.

Он вышел.

– Мне можно идти, Степан Герасимович?

– Да. Проверкой займется Авдеев…

Я пошел на заседание.

Мои опасения, что уже просочились какие-нибудь слухи, не оправдались. Никто меня не расспрашивал, не смотрел подозрительно. Конференция закончилась в три часа, все разошлись. Одни стремились успеть еще сегодня побегать по магазинам, другие – поскорее добраться домой. Я попросил забронировать мне билет на сегодняшний поезд…