Андрей Воронин - Таможня дает добро

Сокол направился к тарахтящему мотоциклу, взгромоздился на него и, объезжая «Жигули», погнал мотоцикл по дороге.

— Сколько взял? — прокричал почти в ухо Круталевич.

— Пять, как всегда, хорошо, что я приготовил заранее, капитан с десятки сдачи бы не дал.

— Ну и сука же твой родственничек!

— Нет, это еще по–божески. Хотел в коляску залезть. Я его уговорил, сказал, не надо этого делать.

Тем временем капитан ГАИ остановил «ЗИЛ», и уже через две минуты водитель «ЗИЛа» ставил в багажник гаишных «Жигулей» канистру с бензином.

Мотоцикл же с двумя контрабандистами и вольфрамом в коляске свернул на гравийку, несколько раз подскочив на съезде, и поехал прямо по середине дороги. Гравийка делала поворот, медленно забирая в сторону, сворачивая к северу — туда, где текла Двина, за которой находилась Латвия. Минут через тридцать пришлось съехать и с гравийки на обыкновенную проселочную дорогу, узкую и разбитую. Здесь мотоцикл задребезжал и заскакал на корнях деревьев. — И мотоциклисты, как наездники, привстали с сидений. Если бы не мастерство Антона Сокола, то проехать по этой дороге на мотоцикле с коляской навряд ли удалось бы, а так мотоцикл понемногу двигался вперед, преодолевая расстояние, укладывая метры и километры под рифленые колеса.

— Далеко еще? — окончательно потеряв в темноте ориентацию, закричал Круталевич, почти припадая пухлыми губами к уху Сокола.

— Нет, недалеко. Пару поворотов — и там, за леском, хутор.

— Тут вся дорога — сплошные повороты! Фара выхватывала толстые стволы деревьев,

мохнатые еловые ветки. Поблескивали лужи, иногда ветки деревьев хлестали по лицам, и мотоциклисты втягивали головы в плечи, пригибались, почти сливаясь друг с другом.

Наконец за поворотом Сокол увидел два тускло освещенных окна.

— Вон хутор! — крикнул он, переключая скорости.

Мотоцикл затарахтел громче, несколько раз подпрыгнул на колдобинах, выбитых колесами телег, затем съехал на траву и пошел вниз, мягко и уверенно. Сокол сбросил скорость, и мотоцикл бесшумно подкатил к забору, невысокому, почти символическому.

Мотоциклисты не покидали свои места. Забренчала цепью собака, пару раз неуверенно тявкнула,затем послышалось рычание. Мотоциклисты спрыгнули на землю и принялись разминать затекшие ноги.

Скрипнула дверь. В тускло освещенном дверном проеме появилась мужская фигура. Хозяин держал в правой руке топор.

— Кто там? — вглядываясь в темноту, прокричал дед Михась.

— Это мы, свои, дед, свои!

— «Свои» это кто?

— Я, Антон Сокол!

— А–а, — старик поставил топор у двери и неторопливо спустился с невысокого крыльца, на ходу вытирая руки о телогрейку, которая болталась на плечах поверх белой нательной рубахи. На голове старика была кепка. — А я думал, ты уже не приедешь.

— Дорога, дед, до тебя — не доехать. Если бы милиция тебя арестовать захотела, навряд ли бы до хутора допилила.

— Что им тут делать? — глубокомысленно произнес дед, глядя на небо, на котором тускло сверкало лишь несколько мохнатых звезд. — За всю войну немцы сюда зашли всего два раза, один раз самогонку искали, второй раз партизан.

— Нашли? — спросил Круталевич.

— Самогона я им дал, а партизан у меня на хуторе отродясь не водилось. А что им тут делать? Пошли в хату, ребята.

— Вася, возьми‑ка там, в багажнике.

Вася наклонился над мотоциклетной коляской и, чертыхаясь, матерясь, принялся вытаскивать удочки, подсак. Затем вытащил палатку и уже после этого извлек из рюкзака две бутылки водки с винтовыми пробками. Сокол знал, что дед очень любит магазинную водку, но не всякую — главное,чтобы пробка была не с козырьком, а винтовая, блестящая.

В такие бутылки дед потом разливал самогон, который гнал прямо на хуторе, ни от кого не прячась и ничего не опасаясь. Да и кому он был нужен, этот восьмидесятилетний старик? Его даже оштрафовать было невозможно, денег у него не водилось, даже электричества на его хуторе не было, он пользовался керосиновой лампой.

— Моя уже спит, — в сенях, где густо пахло проросшей картошкой, громко сказал дед.

Он был слегка туг на уши, но зрением обладал прекрасным. Мог с чердака своего дома увидеть Браслав с костелом, церковью и трубами рыбозавода.

Мужчины–контрабандисты вслед за дедом, вытирая ноги, остались у входа.

— Не топчитесь вы, как кони, а то старуху разбудите, а с ней сладу не будет.

Старик, не переходя к серьезному разговору, быстро собрал на стол. Крупно порезанное сало, миска с квашеной капустой, холодная вареная картошка и миска моченой брусники.