Андрей Воронин - Таможня дает добро

— Опять завал!

— Дед говорил, ничего нету.

— Он же один плывет, лодка выше идет, Вылезай, подтащим немного.

Сокол выскочил на берег, проваливаясь в раскисший торф выше колен. Нос лодки тут же приподнялся.

— Давай толкай! — прорычал он, помогая лодке перебраться через ствол притопленной ели. Затем взбежал на откос и радостно свистнул: — Двина видна!

— Близко видать, да далеко шагать, — сказал Сокол, не вставая с кормы. — Залезай! Только грязь на берегу оставь, вместе с запахом.

Хутор егеря браславского охотхозяйства Григория Склярова находился километрах в шести от хутора деда Михася. Вернувшись из Москвы, Гриша ничего не сказал ни жене, ни дочери, ни внучке о встрече с Сергеем Дорогиным. Не хотел зря обнадеживать. Сказал лишь, что все в руках божьих, что Бог им, наверное, поможет. И сказал, что придется подождать пару недель, а потом придет ответ. По его лицу жена поняла: что‑то там, в Москве, прояснилось, что‑то произошло, а муж не говорит лишь потому, что боится сглазить.

О деньгах в доме разговоры вообще прекратились, что впустую молоть воздух? Да и деньги такие, о которых и подумать страшно, не то что сказать вслух, — двадцать пять тысяч долларов. Раньше и пять тысяч были суммой астрономической, но их Григорий сумел собрать. А еще двадцать — это казалось фантастикой, сумма абсолютно неподъемная.

Больше всех волновался сам Григорий. В Москве он поверил Дорогину, но, когда вернулся домой, все происшедшее стало казаться ему сном, фантастическим, сказочным. Человек, которого он не видел столько лет, случайно попадается на телестудии и предлагает помощь. Такое могло случиться лишь в кино. Почти все ночи по возвращении из Москвы Григорий не спал. Ложился вздремнуть днем, да и то сон был чуткий, неглубокий. Ему все время чудился шум огромного города, рев моторов, вой сирен и русская речь.

Вот и сегодня он проснулся за два часа до рассвета. Посмотрел на часы и понял, что спал где‑то часа полтора. Он тихо, чтобы не разбудить жену, не потревожить сон дочери и внучки, быстро оделся, прошел в маленькую кухоньку. Сверток с едой, приготовленной с вечера, ждал его на столе. Что в свертке, он знал наизусть, хоть и не видел, как его собирала жена: кусок мяса с салом, полбуханки хлеба, две луковицы и бутылка с молоком.

Он выпил воды, зачерпнув кружкой из ведра, прошел в комнату, где спала внучка, прикоснулся ладонью к стене печки. Изразцы были теплыми.

«Хорошо, печь еще не остыла.»

Поправил одеяльце на внучке. Та что‑то пробормотала, дернулась во сне. Григорий настороженно замер, а затем на цыпочках, боясь, что половица скрипнет под ним, вышел из комнаты, притворил дверь.

— Ты куда, Гриша? — услышал он голос жены.

— Поеду в лес, посмотрю, что там да как. Хочу съездить в шестой квартал, давно я там не был.

— Так далеко? Днем съездишь.

— Все равно спать не могу.

— Я тоже, — сказала жена.

Гриша надел телогрейку и, опасаясь дальнейших расспросов, вышел из дома. В хлеву заржал конь, услышав хозяина. Гриша прямо на крыльце закурил дешевую сигарету, закашлялся, прикрывая рот ладонью.

— Сейчас, сейчас… — сказал он, подходя к воротам хлева. Поднял их, чтобы не заскрипели, не завизжали, и отворил. — Ну выходи. — Теплая морда коня ткнулась ему в щеку. — Да ладно тебе, — потрепал коня по шее егерь и снял с перегородки седло, холодное и влажное, пахнущее конским потом. — Идем, попою водичкой.

Он подвел коня к колодцу. Конь принялся, фыркая и тряся головой с белой звездочкой, пить воду из косо стоящей бочки.

— Ну что, порядок? — спросил Григорий у коня так, как могут спрашивать лишь у доброго друга. Тот, словно бы поняв, о чем спрашивает его хозяин, несколько раз тряхнул головой. — Ну, ну, давай собираться, пора ехать.

Уже через четверть часа Григорий сидел в седле с маленьким старым рюкзаком на плечах. На этот раз ружье Григорий оставил дома. Да и зачем оно ему? Охотиться он не собирался, браконьеров в тех местах, куда он отправлялся, встретить не боялся. — Могли попасться лишь местные, те, кого он знал с детства. А этих людей бояться нечего, наоборот, они боялись Григория.

— Хоть бы все получилось! — в голове крутилась одна и та же мысль, как поцарапанная пластинка на проигрывателе. — Хоть бы все получилось! — бормотал егерь, вглядываясь в сумрачную темноту леса.

На груди у Григория висел бинокль, старый, ви-. давший виды. От возраста и от частого использования бинокль был весь вытертый, краска слезла до латуни. Артиллерийский военный бинокль с еще довоенной цейсовской оптикой. Много раз его пытались выкупить приезжие из столицы охотники, но Скляров с дорогой вещью не расставался. Этот бинокль достался Григорию от отца, который служил в артиллерии и прошел от Курска до самого Берлина и в окуляры именно этого бинокля рассматривал горящий рейхстаг.