Андрей Воронин - Таможня дает добро

Скляров втянул голову в плечи, пошел к перрону.

— Я сейчас, — бросил Дорогин и догнал его. — Наверное, у тебя совсем денег не осталось? На, держи, — он попытался всучить Григорию несколько крупных купюр. Но тот укоризненно покачал головой.

— Сергей, не надо, ты и так для меня очень много сделал.

— Пока еще ничего не сделал.

— Но ведь сможешь?

В голосе Склярова звучала такая надежда, что Дорогину сделалось прямо‑таки не по себе. Если раньше внучка Григория представлялась чем‑то пусть и реальным, но далеким, то теперь ему показалось, что девочка стоит рядом со своим моложавым дедом и держит его за руку, с надеждой глядя в глаза его неожиданно появившемуся московскому другу.

— Конечно, сделаю, Григорий, не сомневайся.

— Григорий… — усмехнулся Скляров. — Неужели я так старо выгляжу, что ты меня Гришей назвать не можешь?

— Ну хорошо, Гриша, счастливо тебе добраться. И не делай вид, пожалуйста, что я для тебя подвиг совершаю. Это мне проще простого. Себе денег добыть, может, и не сумел бы, а для друга, да еще на святое дело…

— Только бы получилось!

«Да, постарел Гриша, — подумал Дорогин, провожая Склярова взглядом. — Ссутулился., поседел. По–разному на людей беда действует, одни мобилизуются, другие теряют голову. А вот Скляров остался на удивление спокойным. Конечно, только внешне, а внутри у него словно бы что‑то тлеет.»

Дорогин потерял Григория из виду. Тот влился в толпу на перроне, еще пару раз Сергею показалось, что он видит легкие как пух, седые волосы среди встречающих и провожающих, на всякий случай еще раз махнул рукой в надежде на то, что Скляров его увидит. Стоял он на отшибе и, резко повернувшись, ощутив, как от волнения перехватывает горло, вышел на площадь. И тут же прочувствовал то, что, наверное, ощущал Скляров, оказавшись в Москве: огромный город, снующие толпы людей. Тут, на первый взгляд, кажется, что никому ни до кого нет дела, а если и возникает какой‑нибудь интерес к людям, то только на почве денег.

«Но ведь это не так, — подумал Дорогин, — и человеку из тихого городка не понять столичной жизни. По Москве невозможно идти, раскланиваясь с каждым встречным, нельзя пытаться вникнуть в проблемы чужих людей. Не выживешь, голова пойдет кругом, сойдешь с ума. Мы ходим по городу так, как Гриша Скляров ходит по лесу. Люди для нас _ это деревья, с которыми станет разговаривать разве что сумасшедший.»

И тут взгляд Дорогина остановился на пьяном, лежавшем прямо на тротуаре. Одни его старательно обходили, другие, спеша, даже переступали через него,

«Да–да, люди для нас — это деревья. Одно упало, лежит поперек дороги, переступишь через него и пойдешь дальше. А если кто посочувственнее и посовестливее, тот оттащит дерево с тропинки, чтобы не мешало ходить.»

И точно, в этот самый момент двое молодых парней с откупоренными бутылками пива в руках остановились перед пьяным.

— Мужик, а? — громко сказал один из них, присаживаясь на корточки.

Пьяный никак не отреагировал.

— Дышит хоть?

— Вроде дышит.

— Точно, пьяный?

— Да от него на три метра разит. Но голову не разбил.

Парни немного брезгливо взяли пьяного мужика за руки и оттащили к стене, под водосточную трубу.

— Тепло, не замерзнет, —- сказал парень и отхлебнул пива.

Назвать лица этих парней добрыми можно было лишь с натяжкой. Скорее всего, пожалели они пьяного лишь по одной причине. Со всяким такое может случиться: сегодня ты оттащил его к стене, завтра могут оттащить тебя.

— Ты проводил его? — услышал Сергей голос Тамары. Женщина тронула его за руку.

— Да, — рассеянно ответил он.

— Тогда поехали, а то гаишник уже дважды возле твоей машины проходил, посматривал, куда это хозяин подевался. Ты не жалеешь о том, что решил помочь Григорию?

— Он тебе понравился?

— Тяжело сказать, — задумалась Тамара, — он немного странный. Бывают такие люди. Некоторые их называют правдоискателями, другие — сумасшедшими.

— В чем его странность, Тома?

— Он верит в людей.

— Почему бы и нет?

— Я, наверное, неправильно сказала: не то, чтобы верит безоглядно, этого нет. Себе и другим он цену знает, но он людей любит больше, чем самого себя. А такие люди никогда не бывают до конца счастливы.

— Почему?

— Если ему хуже, чем другим, он воспринимает это как должное.

— А если лучше?

— Если лучше, — задумалась женщина, — он переживает за то, что другие живут хуже его.

— Мы с тобой, по большому счету, такие же, — засмеялся Дорогин, открывая дверцу и помогая Тамаре сесть. Боковым зрением Сергей заметил гаишника, спешащего к их автомобилю.