Андрей Воронин - Таможня дает добро

«Нет, нет, Самусев хитер, хитер как черт. Но меня ему провести не удастся. Вот только выйду на свободу, лишь захлопнутся за мной железные ворота и я получу на руки справку, что отбарабанил срок от звонка до звонка, то обязательно найду Самусева. А уж я‑то смогу с ним договориться, я из него все жилы вытяну, кровь высосу до капли. Он мне все расскажет о своих теплых делишках с Муратовым.

У Самусева и на момент пожара, и на момент гибели Муратова имелось алиби, причем такое, что не подкопаешься. По всему выходило, Самусев ко всем этим делам не причастен. Именно то обстоятельство, что у Адама Михайловича для доказательства своей непричастности к пожару и убийству заранее готовил железное алиби, и вызывало подозрение у заключенного под номером 1329, Геннадия Барановского.

«Нет, я до него доберусь, и он мне все расскажет. Я заставлю старого хитреца поделиться со мной!»

А по расчетам Барановского выходило, что из хранилища, за охрану которого он отвечал, каким‑то образом, то ли до пожара, то ли во время него, исчезло около сотни килограммов редкоземельного металла ниобия. А сотня килограммов — это бешеные деньги, как‑никак подобное сырье производится граммами и стоит дороже золота.

«Я найду покупателей, людей с деньгами — тех, которые готовы купить ниобий, и стану богатым. А если Самусев не захочет делиться? Если Самусева уже давным–давно нет в живых? Или, что еще хуже, старый хитрец покинул пределы России и живет где‑нибудь на Лазурном берегу, живет припеваючи, ест и пьет на золоте? А я в этой долбаной тюряге должен баланду из алюминиевой миски хлебать? Нет, так не пойдет. Четыре года — это четыре года. Огромный срок, огромный кусок жизни, причем какой жизни, можно сказать, лучшей. У меня еще полно сил, и я хочу жить.»

Но каково же было удивление Геннадия Павловича, когда за ним захлопнулась дверь тюрьмы, и тут, на воле, по прибытии в Москву знакомые сказали, что Адам Михайлович Самусев за эти четыре года, что прошли со времени суда, потерял жену, из города уехал и живет где‑то в деревне. Но где, толком никто не знал.

— Да вы что, с ума сошли? Этого быть не может, потому что не может быть никогда! Вы что‑то путаете.

— Нет, ничего не путаем. В городе он почти не появляется, живет бедно — отшельником. Его сильно напугала смерть Муратова, суд, а потом неожиданная смерть жены.

Жену Самусев любил, в этом ни у кого не было сомнений, но удивительно — на ее могилу он приезжал лишь два раза.

«Нет, нет, — говорил Барановский, — что‑то здесь не так!»

Он попытался отыскать Адама Михайловича, но это ему не удалось. Не удалось с первого раза, а потом появились дела, жизнь взяла Барановского в оборот. У него появились кое–какие деньги в твердой валюте. Он решил, что самое время открыть свое дело, заняться бизнесом. В тюрьме он сумел‑таки завести нужные знакомства с очень влиятельными людьми. Его на зоне приметили, основательный он был мужчина, а таких, как говорят, тюрьма не портит и не ломает, а наоборот — такие люди, как кусок железа в огне, становятся еще крепче и еще жестче. И уж сломать такого человека почти невозможно, он будет стоять на своем, будет делать все так, как сам считает нужным. А на советы ему плевать, он хорошо знает жизнь со всех ее сторон.

Сидел вместе с ним в тюрьме некто Иван Иванович Токарев, уроженец столицы Латвии Риги. Сидел Иван Иванович за мошенничество в особо крупных размерах. Там, на прогулках, и познакомился, разговорился, сдружился с ним Барановский. И тот на многое открыл ему глаза, многому научил, многое объяснил. Выйдя из тюрьмы, своего учителя Геннадий Павлович не забыл, а сразу же, получив документы, отправился в столицу Латвии, где и нашел освободившегося годом раньше Ивана Ивановича Токарева в прекрасном расположении духа, при деньгах и при делах.

— Сколько у тебя есть денег? — за бутылкой «Абсолюта» спросил Иван Иванович. — Сколько ты можешь мобилизовать?

— Тысяч восемьдесят, — сказал Барановский, глядя на широкое лицо Токарева с могучей бульдожьей нижней челюстью.

— Что ж, вези деньги. Мне нужен оборотный капитал. Войдешь в дело. Ты мужик проверенный, так сказать, надежный, на тебя можно рассчитывать. Давай, Гена, привози бабки, станешь моим компаньоном. Я тут кое‑что придумал, кое‑что организовал.

Организовал Иван Иванович Токарев лишь одно дело, но зато хорошее, спокойное и прибыльное. Токарев купил завод, вернее, он всем говорил, что купил, и показывал документы. А на самом деле завод купил он сам у себя, причем за те деньги, которые заводик принес за то время, что Иван Иванович Токарев сидел за решеткой. И работа пошла, да так резво, что Геннадий Павлович Барановский лишь удивлялся оборотистости и хваткости своего компаньона.