Саша Калина: Лилит

Я побежала обратно. Я взяла ключи, но ключи не только от машины, и снова выскочила на улицу. Сейчас я не сомневалась, куда именно мне нужно ехать.

…Я осторожно вставила ключи в замок и осторожно открыла дверь. Осторожно (сейчас я все делала осторожно) переступила через порог и осторожно закрыла за собой дверь.

Я была сейчас в той самой квартире, куда в прошлый раз привозила Феликса, из окна которой вылезала на карниз, в квартире Леночкиной знакомой, да и моей тоже, Риты Мищеркиной.

И я сразу услышала тихие голоса. Тихими они были не потому, что тихо говорили, а потому, что дверь в комнату, где разговаривали, была закрыта, а так — говорили нормально, не громко и не тихо.

Я подошла к двери, из-за которой доносились эти голоса, и стала подслушивать.

— ..чтобы убедиться в этом, тебе не обязательно было меня вытаскивать сюда, — говорил мужской голос. — Если бы я что-то рассказал, ты бы уже об этом знала.

— Я тебя позвала. Но ты сам разве не хотел меня увидеть? — чувствовалось, что женщина говорит это с нагловатой улыбкой.

— Хотел.

— Тогда чем же ты недоволен? Ты хотел меня увидеть, и вот я здесь, рядом с тобой. Могу быть еще ближе. Никто тебе не мешает быть даже во мне.

И у них там послышался шум, возня. Я хотела войти в комнату, протянула даже руку к ручке двери, но вдруг решила: пусть — если так, то пусть, а я лучше сейчас просто уйду.

Если он такой, то он мне не нужен.

Но в это время я услышала его голос.

— Сядь и успокойся и будь женщиной, а не шлюхой, какая в общем-то ты и есть. Не надо пытаться изнасиловать мужчину, тем более я тебе за это все равно не заплачу.

— Я шлюха? — возмутилась она. — Ты это мне говоришь? Ну, хорошо, Сережа, но ты об этом еще пожалеешь.

— Я давно жалею, что знаком с тобой.

— Ну хорошо. Что ты еще хочешь узнать? — спросила она, и в ее голосе чувствовалось раздражение, оскорбленное самолюбие.

— Мишель ты убила?

— Тебе ее жалко? — это было сказано с усмешкой.

— За что?

— Она слишком много знала. Нет, дело не в этом, она все собиралась рассказать твоей Машеньке, А еще, — добавила она, — я ее не убивала.

Сергей (как и я) не обратил внимания на последние ее слова, потому что не поверил.

— И Феликса, и еще каких-то там двоих, это тоже ты? — он не спрашивал, он говорил.

— Нет, это сделали за меня.

— Это понятно. Чего тебе не хватает в жизни?

— Очень многого. Одна из таких вещей — это ты, Сереженька.

— Я согласен быть даже вещью, только лежать подальше от тебя.

— Не получится. А если получится, то действительно будешь лежать. Под землей.

— Ты такой раньше не была, что с тобой случилось?

— Можешь это назвать завистью, я не против. Даже скорее всего так и есть.

— Кому ты завидуешь?

— Больше всего, этой, твоей, Мурке, Маруське Климовой.

— В чем ты завидуешь Маше?

— Нет, я не правильно сказала. Я ей не завидую, я ее ненавижу.

— За что?

— Она тебя забрала у меня. Уже этого достаточно для женщины, но это не все.

— У нас с тобой ничего не было, когда я с ней познакомился, у тебя был уже муж тогда.

— Но до него ведь у меня был ты.

— Мы с тобой расстались по нашему общему, — он усмехнулся, — обоюдному согласию. И ты сразу вышла замуж за другого.

— Я вышла за другого назло тебе. И не было обоюдного желания — ты от меня ушел. Я думала, ты будешь ревновать и мы снова с тобой будем встречаться. А тут эта твоя Манька. Это она виновата, что я не с тобой.

— Нет, я бы с тобой и так не остался. Так что успокойся в отношении Маши.

— Но ты ее любишь.

— Это не должно тебя никак волновать.

— А меня это волнует. Меня это бесит. Меня вообще многое в ней раздражает. Например, то, что ей ниоткуда достались деньги и она теперь такая крутая, она хозяйка та кого роскошного магазина.

— Да ты имеешь не меньше чем она — Да? Тебе это только так кажется.

В комнате, не в той, в которой были эти двое, а в другой, послышался шорох, у меня от неожиданности мурашки пробежали по телу. Я осторожно заглянула в дверь. Там никого не было. Это всего только старая газета упала с подоконника, ее, наверное, сдуло сквозняком — окна были открыты.

— А что это за затея с картиной для Галины, так, кажется, зовут сестру Мишель? — спросил Сережка.

— Здорово придумано, правда? — засмеялась она. — Я смогла убедить Галину, что ей нужна твоя картина, идиотка, правда?

— Как ты смогла ее в этом убедить?

— Не я лично, а через двоих идиотов, через двоих «голубых». В одного из них Галина была влюблена. А второй был доктор.