Татьяна Гармаш-Роффе - Роль грешницы на бис

- Я не знаю ничего. Это правда. Герман был из тех мужчин, что домашним не докладываются о своих делах и проблемах.

Алексей успел поймать легкую тень, пробежавшую по лицу женщины. Как бы ни был сдержан Герман Хрупов, Маше, видимо, было о чем вспомнить… Он находился всю жизнь на виду, в центре внимания коллег и знакомых, и среди них наверняка нашлись охотники рассказать жене то, о чем предпочитал умалчивать ее муж.

- Он был большим любителем кино?

- Почему?

- Хрупов, насколько я знаю, помогал финансировать фильмы Сергеевского.

- Ах, это! - Маша грустно улыбнулась. - Герман не был любителем кино. Он был любителем киноактрис.

- Измайлова?

- Измайлова, Петрова, Сидорова… Все модные тогда звезды не обошлись без его восхищенного поклонения. Цветы посылал ведрами! Именно так: ведро пионов. Ведро гладиолусов. Ведро лилий. Ведро роз.

- Он заводил с ними отношения? Или восхищался на расстоянии?

- Понятия не имею. Во всех случаях кого это теперь интересует? Они уже состарились, а то и умерли - все его бывшие пассии, звезды и незвезды, любовницы или просто предметы его обожания… Не думаете же вы, в самом деле, что брошенные им любовницы сговорились ему отомстить за ветреность тридцать лет спустя?

Кис так не думал и потому решил, что разговор пора заканчивать.

Никаких вещей бывшего мужа у «просто Марии» не сохранилось, а на загадочную открытку с текстом «Ты мразь!» она взглянула удивленно и покачала головой: нет, не имеет она ни малейшего представления, кому могло быть предназначено подобное послание.

- Но почерк Германа, да… Он горячий был мужик, вспыльчивый. Хотя отходчивый. Мало ли какие с кем счеты могли у него случиться, написал сгоряча, потом охолонул и не отправил. Ох, не завидую я вам, Алексей Андреевич, если всех перебрать, с кем он ругался, так на «Войну и мир» потянет!

Алексей Андреевич и сам себе не завидовал. И в хмуром настроении отправился в хмурый Питер.

Покойный генерал в отставке Зайков был вдовцом, и разговор предстоял с его взрослой дочерью. Сухая, скуластая, высокая женщина за сорок встретила его неприветливо, представилась Еленой Тимофеевной, отвечала короткими фразами. Каждую подробность приходилось мучительно из нее вытягивать, выдерживая настороженный взгляд серых со стальным отсветом глаз.

Завещание? Не знает, после похорон нотариус сообщит. Разрешение на похороны пока не получено, хотя непонятно, что следствие надеется еще накопать, когда причина смерти уже установлена. Но по закону все отойдет ей и брату.

Знакомство с другими жертвами? У отца была всегда своя жизнь, он в ней ни перед кем не отчитывался, и когда дети маленькими были, и когда выросли.

Прошлое? О чем речь? Ах, московский период жизни отца? Не помнит, маленькая была. Отношения с отцом? Нормальные. Близки не были, но и проблем не водилось. С мамой? Да так же, как и с детьми: близки не были, но без…

- Как же так, - не выдержал Кис, - ваш отец прожил долгую жизнь, до семидесяти семи лет, а вам, его дочери, и вспомнить нечего?

- Долгую - да, - поджала губы генеральская дочь. - Но отдельную от семьи.

- У него была другая женщина? Или нужно поставить множественное число?

Елена Тимофеевна процедила «понятия не имею» таким тоном, как будто хотела сказать «не ваше дело».

М-да, вот и работай в таких условиях… С горя Кис попросил показать фотографии.

- Вот на этой полке альбомы, смотрите. С собой нельзя, только здесь и при мне.

Что верно, то верно - генерал обладал тем лицом, которое называется «каменным». Холодные, со стальным отливом, как у его дочери, глаза не выражали ничего, и даже перед объективом его губы не дрогнули в приличествующей случаю улыбке. Ни на одной из фотографий эта маска не менялась, будь то семейный интерьер или официальные, наподобие депутатских и банкирских, снимки.

Генеральская дочь стояла посреди комнаты - просто стояла и ждала, когда детектив закончит просмотр. Грубо говоря, она его выдавливала из квартиры, всем своим видом показывая, что ее любезности (если можно так выразиться, конечно) есть предел.

Кис, со вздохом отложив альбомы, поинтересовался личными архивами.

- Что вы имеете в виду под словом «личные»? Разумеется, ничего нет! Письма он ненавидел писать, да и писал не очень грамотно, стеснялся. Кроме того, я совсем не считаю, что у него могла быть какая-то иная, отдельная от семьи, личная жизнь! Вы сделали неправильный вывод из моих слов: я сказала, что отец был очень скрытным человеком, но это не значит, что ему было что скрывать! Он просто… Он был человеком без эмоций, вот и все.