Евгений Сухов - Гастролеры и фабрикант

– Совершенно верно, – повернулся в его сторону Илья Никифорович, будто бы не замечая никакого подтекста в словах Острожского. – Я бы и рад вам помочь вывести на чистую воду жуликов, только никакого жульничества со мной никто не совершал…

– Ну, вот и славно, господин Феоктистов, – поднялся со своего места Яков Викентьевич. – Претензий к нам у вас ведь не имеется?

– Не имеется, – ответил мильонщик и выдал подобие улыбки.

– У нас тоже нет к вам претензий, – улыбнулся в ответ Яков Викентьевич. – Пока нет, – добавил он уже ледяным тоном. – Ступайте домой, господин Феоктистов, и пусть вам снятся только хорошие сны.

– Благодарствуйте, – как-то по-крестьянски ответил мильонщик и бочком выбрался из кабинета.

– Зря вы его отпустили, – посетовал Николай Людвигович. – Если бы его поприжать еще малость…

– Прижимай его, не прижимай, все равно он ничего не напишет и не скажет, – оборвал своего помощника Острожский. – Господин Долгоруков обошел нас и здесь… – Яков Викентьевич горько усмехнулся: – Что ж, следует признать, что он обыграл нас вчистую. Умыл, так сказать. А умен ведь, шельма, а?

Розенштейн пожал плечами, потом, немного подумав, кивнул:

– Согласен с вами, Яков Викентьевич. Умен и хитер. Но тем и опасен! Если вы позволите мне еще покопаться в этом деле, то, возможно, я и смогу…

– Нет, не позволю, Николай Людвигович, – снова не дал договорить своему помощнику Острожский. – И посоветую вам поскорее забыть об этом деле. Не было ничего, и точка…

– Хорошо, господин исполняющий должность полицеймейстера, – перейдя на официальный тон, ответил Розенштейн.

– Вот и славно, – с некоторым облегчением резюмировал Острожский.

– Разрешите идти?

– Чем намерены заняться, господин Розенштейн?

– Жду ваших приказаний, – ответил Николай Людвигович.

– Что ж, – усмехнулся исполняющий обязанности казанского полицеймейстера, – приказание остается прежним: найти и обезвредить банду «Черных воронов». И чем скорее – тем лучше…

– Слушаюсь, – ответил Розенштейн и повернулся, чтобы выйти.

– Минуточку, – остановил его Острожский. – А где этот баул с «куклой»?

– В моем кабинете, – посмотрел на начальника помощник.

– Уничтожьте его.

– Понял.

– Да и еще… – Острожский помедлил. – И принесите мне папку. Ту, что с красными тесемками…

Илья Никифорович возвращался на извозчике к себе домой и думал.

Вот ведь как получается: кто-то зарабатывает деньги тяжким трудом, потом и кровью, рискует, не спит ночей, изворачивается, бьется за каждую копейку, а кто-то, как этот Долгоруков со своей шайкой, придумав хитроумный план, отбирают эти деньги, не ударив при этом палец о палец. То есть единственно поработав своими мозгами. А это несправедливо. Таких, как Долгоруков, нужно наказывать и сажать в тюрьму или отправлять на каторгу, но, увольте, господа, без его помощи! И вообще, для наказания существуют фискальные органы: полиция, суды, жандармерия. Пусть они отрабатывают свой хлеб. Им за поимку преступников и их наказание жалованье платят… И весьма немалое!

Коляску подкинуло на каком-то ухабе, и мысль пропала. Взамен ее пришла другая, про Наталию Георгиевну. Вот ведь какая зараза оказалась…

Когда он подъехал к ее дому – тьфу ты, к ее, к своему дому – в Собачьем переулке, дом был пуст. Так и не достучавшись, Феоктистов открыл входную дверь своим ключом и сразу почувствовал неладное. Все вроде бы оставалось, как прежде, но чего-то явно недоставало.

Илья Никифорович прошелся по комнатам и понял: недоставало вещей Наталии. Вывод был однозначен: девица, не попрощавшись и не сказав последнее «прости», попросту съехала, то бишь сбежала. Вот она – людская благодарность! Впрочем, чего еще ожидать от таких вот дамочек! А не он разве лелеял ее, дал крышу над головой, кормил, поил, одевал… И спросить-то было не у кого, куда, мол, подевалась постоялица этого дома, поскольку сам выбирал такой дом, чтобы подальше от людского глаза.

Конечно, это они все устроили. Долгоруков с этим «графом» и стариком Огонь-Догановским. А ведь Алексей Васильевич показался ему таким благообразным и вызывающим доверие господином! Никому нельзя доверять в нынешнее время. Вот, поверил проходимцам – и что в результате? Лишился без малого трех миллионов. Мог и большего лишиться, дурак стоеросовый. Вот вложился бы десятью миллионами, и что? Не было бы сейчас и их…

Илья Никифорович в сердцах чертыхнулся, пнул кошку, что терлась возле ног, и закрыл дом. Что ж, надо как-то возвратить утраченный капитал. Быстро такую сумму, конечно, не вернуть, но годика за два – вполне возможно. Если, конечно, постараться. А он уж – постарается…