Кирилл Казанцев: Вороны любят падаль

На него внезапно откуда ни возьмись налетел Кулешов, встрепанный, потный, в расстегнутой чуть не до пупа рубахе.

– Черт! Где тебя носит? – с досадой выкрикнул он, хватая Томилина за рукав гимнастерки. – Я все уже облазил – никто тебя не видел. Тебя Прохоров к себе требует. Ты хоть понимаешь, чем рискуешь? Что у тебя с мордой? Нет, ты посмотри! Вся набок, щетина кругом. А мундир? Как будто в погребе с картошкой валялся! Ты что, Томилин, совсем офонарел?

– А что? – хмуро сказал Володя. – Моя морда – дело десятое. Она в кадр по-любому не попадает. А что мундир грязный, так война идет. Гражданская, беспощадная.

– Поговори еще! – выдохнул Кулешов. – Умник! Вот дадут тебе пинка под зад – куда пойдешь? Кому ты нужен с мордой набок?

Вряд ли его так уж заботила судьба Томилина, скорее он боялся, что с него спросят за некомплект каскадеров. Но Томилин был благодарен и за такое сочувствие. К тому же ему надоело пререкаться. После деревенского самогона он чувствовал смертельную усталость.

– Родина большая, – отозвался он. – Где Прохоров?

– У себя в вагончике. Но злой, как собака, учти.

– В тот день, когда он будет добрым, я устрою прием с шампанским и экзотическими фруктами, – пообещал Володя. – Тебя тоже приглашу.

– Шуточки, – буркнул Кулешов. – На твоем месте я бы лучше не шутил, а придумал какую-нибудь отмазку пожалобнее. Хотя вряд ли толк будет. Ну, все равно скажи, что у тебя, например, умер кто-нибудь. Мол, с горя принял… Может, проканает…

– Я круглый сирота, – отрезал Томилин и пошел в сторону вагончика. – Правда, есть дядя, брат отца покойного, но этот хлюст не умрет. Он нас с тобой переживет. Кремень-мужик. Мне его как-то не с руки хоронить, даже в шутку.

– Ну, смотри. – Кулешов поспешал за ним, спотыкаясь и нервно озираясь по сторонам. – Тогда, скорее всего, Прохоров нас с тобой похоронит.

Они не успели дойти до вагончика, как режиссер сам вышел к ним навстречу. Он остановился сразу у порога и наблюдал за приближением Томилина с самым зловещим выражением лица, которое только мог состроить. Со всех сторон его окружали преданные соратники. Те, впрочем, смотрели на Томилина равнодушно, да и из-за чего было переживать по большому счету? Это Прохоров воспринимал все эмоционально, как и положено крупному художнику. Ну и еще один злорадствовал – Звонарев. Или Володе так казалось – он тоже был в плену эмоций. Его бесило в Звонареве все, даже чистенький наглаженный мундир. «Как будто только что от портного вышел, – с презрением подумал он. – И от парикмахера заодно».

– Ну что, Томилин! – уже издали закричал, не выдержав, Прохоров. – Ты все-таки решил покончить жизнь суицидом? А я тебя предупреждал!

– Скажи, что родственник умер! – с отчаянием шепнул Кулешов.

Томилин подошел совсем близко. Похмелье кровью билось в висках, но он собрал в кулак все силы и смог посмотреть Прохорову прямо в глаза.

– Чего пялишься? – казалось, режиссер сейчас вцепится ему в горло. – Ты бы лучше на себя посмотрел – в зеркало. Свинья свиньей! Убил бы тебя, подонок! – он взмахнул рукой, словно намереваясь ударить, и вдруг неожиданно закончил: – Скажи спасибо, что время поджимает. Некогда мне тебя воспитывать. Но я все запомнил. При расчете я тебе штрафные санкции…

Он сплюнул под ноги и двинулся прочь, бросив на ходу:

– А теперь приведи себя в порядок и чтобы через пять минут был на площадке. Если не сделаешь трюк как полагается, пеняй на себя!

– Как скажешь, начальник! – негромко сказал каскадер.

Ощущение было такое, словно с плеч упал тяжелый груз. Но в этот момент чертов «поручик» бросил через плечо что-то насчет «уродов, с которыми приходится работать». Это было последней каплей, переполнившей чашу терпения. Томилин не умел долго ненавидеть втихую. Он догнал Звонарева и, развернув его, врезал в левую скулу. С похмелья удар не получился, и актер, придя в себя, кинулся в драку. Но Володя тоже уже оправился и вторым ударом в челюсть уложил недруга в пыль.

После короткого замешательства начался ад. Все бросились к поверженной звезде, а Прохоров уже вопил так, что эхо перекатывалось по лесам:

– Ты что сделал, сволочь?! У меня на сегодня постельная сцена запланирована, а герой с фонарем под глазом! Ты – труп, учти это! Я порву тебя, сука!

Он подпрыгивал, размахивал кулаками, багровел на глазах, рубашка лопалась по швам на его жирном теле, но при этом Прохоров будто случайно сохранял дистанцию между собой и опальным каскадером. Похоже, исполнить свои угрозы он всерьез не собирался. По крайней мере, в ближайшее время.