Кирилл Казанцев: Вороны любят падаль

Прохоров, как оказалось, о нем был наслышан. Он так и сказал при встрече:

– Слышал я про тебя, Томилин. Парень ты, говорят, ловкий, но говнюк тот еще. По-хорошему я тебя должен послать сейчас подальше, но, к твоему счастью, я этого делать не стану…

Разговор у них происходил в маленьком зале провинциального ресторана, где Прохоров завтракал в компании своего помощника Ираклия Томидзе, продюсера Горянина и какой-то юной актриски с необыкновенно розовой и свежей кожей. Володе никто даже не предложил сесть. Он не обижался, он даже «говнюка» пропустил мимо ушей.

– Посылать я тебя не стану, – менторским тоном повторил Прохоров. – И более того, я дам тебе, Томилин, работу. Не из-за твоих уникальных душевных или профессиональных качеств, а просто потому что ты появился в нужном месте и в нужную минуту.

Внешне Прохоров был полнеющим малосимпатичным мужчиной лет сорока с неприятным немигающим взглядом. В его багаже было три фильма, два из которых даже удостоились каких-то призов, и он отличался уникальной способностью быстро находить деньги для своих шедевров. Он умел убеждать. Девушки мечтали о знакомстве с ним, тем более что месяц назад Прохоров в очередной раз развелся и был в свободном полете. Наверное, ему казалось, что такой человек, как он, нужен всем. В общем, за всех сказать сложно, но Володе он был точно послан судьбой.

– Причем я в курсе, что гильдия каскадеров послала тебя, Томилин, на хер! – без тени смущения продолжал свою речь Прохоров. – Я даже в курсе, почему они это сделали. И должен предупредить, что выдавать индульгенцию на будущие грехи не намерен. Не вздумай принять мою снисходительность за слабость, Томилин! Просто сейчас у меня проблема с каскадерами, и ждать мне некогда. Ты, надо признаться, удачно подсуетился. Будь у меня комплект, я бы однозначно послал тебя подальше. Но ты получил шанс устроиться дублером. За хорошую работу я хорошо плачу. Но если учую от тебя хотя бы запах пива, уважаемый, или услышу хотя бы намек на скандал на съемочной площадке или вне ее – ты вылетишь отсюда со скоростью звука! Я и не таких обламывал, учти это!

Во время этого разговора Володя удивлялся себе так сильно, что даже не разозлился. Прежде в подобном тоне он не позволял с собой разговаривать никому, и если уж не мог сразу дать в морду, то, по крайней мере, одергивал наглеца. Так он поступал даже со следователями и кредиторами, из-за чего, собственно, имел неприятности в жизни, но оно того стоило. Томилин предпочел бы отказаться от любого комфорта, лишь бы не потерять уважения к самому себе.

Так было до встречи с Прохоровым, и тут Володя впервые отступил от своих правил. «Дошел до края, видно, – с удивлением размышлял он, разглядывая наглую физиономию режиссера. – Или старею на самом деле. Мне даже в морду ему дать не очень хочется. Ишь, вылупил-то глазенки! Но насчет выпивки он прав. Что-то часто я стал закладывать. Из-за того и в гильдии не срослось…»

Мысленно Володя тут же дал себе зарок на время съемок не прикасаться к спиртному, отдохнуть. Да и работа вырисовывалась напряженная – взрывы, огонь, джигитовка, падения с высоты, – нужно было держать форму, тем более практики у Томилина давненько уже не было.

Все шло как будто нормально, но при этом напряжение вокруг него исподволь нарастало. Что это было – неспособность сходиться с людьми, притираться к ним, или причина была в той атмосфере нетерпимости, которую создал Прохоров, превративший заброшенную деревеньку и населивший ее кинонарод в собственную маленькую империю? Никогда не служивший в армии, не отличавшийся ни физической формой, ни какой-то особенной харизматичностью, он настаивал на соблюдении в группе дисциплины почти военной, обосновывая это тем, что фильм они снимают о войне и вести себя должны как на войне. У Томилина было свое представление о том, как ведут себя люди на войне, но ему приходилось помалкивать, потому что у Прохорова он числился первым кандидатом на вылет. И это несмотря на то, что из Звонарева трюкач был никакой. Он с большим трудом выучился садиться на лошадь, но это было все, его потолок. Да и берег он себя как девушка. Резон в этом, конечно, имелся. Его смазливую рожу частенько печатали на обложках журналов. И это при том, что с Томилиным они были одинакового роста и примерно одной комплекции. Рыхловат был кумир девушек, красавец Звонарев. Но кого это волновало? Даже Ирина Кашина, холодноватая красавица блондинка, восходящая звезда, которая играла главную женскую роль в фильме, с удовольствием флиртовала с этим недоноском, а Томилина просто не замечала, несмотря на то, что тот являлся как бы тенью Звонарева. Не сказать, чтобы это слишком уж его волновало, но вот женская красота никогда не оставляла его равнодушным, и он старался не пропускать ни одной юбки. Так что у Володи появилось вдобавок желание проучить эту выскочку – отсюда и проистекли все последующие события.