Анатолий Афанасьев - Против всех

С облегчением Никодимов услышал наконец спокойный, словно чуть подсушенный, голос магистра:

— Ничего, Колдун, неудачный эксперимент — тоже полезный опыт. Не получилось сейчас, наверстаем завтра. Но тебя прошу, прими меры. Нельзя допустить, чтобы зараза перекинулась из Федулинска дальше. Надо закупорить дыру. Справишься, старина?

«Я-то справлюсь, — грустно подумал Никодимов, — а вот справишься ли ты?» Он по-прежнему, как и десять, и двадцать лет назад, не переставал надеяться, что придет заветный день и уже не он будет выслушивать высокомерные указания магистра, их роли поменяются. Но сейчас опять об этом думать рано.

Он уверил Куприянова, что ситуация под контролем, волноваться и пороть горячку нечего. Лишь попросил выяснить, каким капиталом располагает этот чертик из табакерки, этот странный юноша-маньяк, налетевший на город, как шаровая молния.

— Очень важно, Лариоша. Откуда у них деньги? Откуда у них большие деньги? Если есть финансовые потоки, которые мы не учитываем, сам понимаешь, это пострашнее кукольного федулинского бунта.

— Выясним, — пообещал Куприянов и с ноткой какого-то неожиданного смирения — неслыханное дело! — спросил: — С мальчишкой что делать? Убирать?

— Не торопись, Лариоша. С мальчишкой еще поработаем. Это непростой мальчишка. Он может быть полезен. Кстати, где он сейчас?

— Отлеживается в «Гардиан-отеле», представь себе. К нему волчара этот явился, разлюбезный твой Харитон. С какой-то бабой-чумичкой. А с этими что?

— И их не трогай. Пусть погуляют пока. После разберемся.

— Саню Хакасского немного жалко, — признался Куприянов. — Перспективный был хлопец. Я его как сына любил.

— Нашел кого жалеть, — искренне удивился Колдун. — Да на Руси такого дерьма в любой заднице по куче.

— Циник ты, Колдун. Сам же сказал, старые мы уже. Утраты, утраты, сколько их было, страшно вспоминать. И от каждой — царапина на сердце.

— Выпей валерьянки, оттянет, — посоветовал Колдун. На том и расстались.

Ночь, тишина, свет луны в высоком окне. Анечка притаилась под боком теплым комочком родной плоти.

— О чем думаешь? — спросил Егор.

— Страшно жить, милый. Ох как страшно жить! Даже уснуть боюсь.

— Я же с тобой.

— А вдруг тебя убьют?

— Меня не убьют, — утешил Егор. — У них руки коротки.

Анечка ему поверила.