Анатолий Афанасьев: Зона номер три

— Ну же, девочка! Это совсем рядом. За углом. Когда вылетели на магистраль, Катя захныкала:

— Не хочу котенка! Хочу домой. Высадите меня, пожалуйста!

Ванечка тоже сообразил, что они влипли в ловушку, но из гордости молчал. С переднего сиденья обернулся усатый мужчина и, бешено сверкнув глазами, предупредил:

— Будете пищать, малявки, раздавлю, как двух мух!

Катя от ужаса окаменела, а Ванечка надерзил:

— Я тебя не боюсь, дяденька!

Усатый, смеясь, протянул руку, ухватил Ванечку за нос и дернул с такой силой, что мальчик втемяшился лбом в металлическую планку сиденья. Перед глазами у него вспыхнул огненный столб, но он не издал ни звука.

Ирина Мещерская, прелестная парикмахерша из салона «Людмила», в свои тридцать лет смотрелась на восемнадцать. Она давно пришла к выводу, что для того, чтобы выглядеть пухленькой и соблазнительной, ей не требуется никаких изнуряющих диет и аэробик. Побольше свежего воздуха и мужских гормонов — вот весь секрет красоты и молодости.

Бывали у нее сбои, нервные потрясения, но еще никому не удалось навязывать ей свою волю. Такой она уродилась, такой выросла в сиротском доме: никому не верила, ничего не принимала близко к сердцу. Всего, что имела, добилась сама: положения в обществе, денег, зарубежных вояжей. Ей не важно было, какой век на дворе, зато каждое утреннее пробуждение доставляло ей несказанную радость. Открыв глаза, она ловила зрачками солнечный лучик из-под штор и сладко, долго потягивалась, как сытая изнеженная кошка. В Париже, на конкурсе мастеров дамских причесок Жан Дюпре, устроитель женских судеб, миллионер и седовласый плейбой, так не на шутку увлекся ею, что на пятый день знакомства предложил руку и сердце. Богач не блефовал, он весь проминался под ее чуткими пальчиками, как сдобная булочка, вынутая из духовки. Смеясь, Ирина Мещерская ему отказала.

— Какая причина? — возмутился Дюпре. — Я дам тебе все, что душа пожелает.

— Мне ничего не нужно, — ответила парикмахерша. — У меня все есть.

— Безмозглая русская стерва, — по-французски выругался Дюпре. В последнюю ночь он с таким усердием и пылом доказывал ей, какого мужчину она теряет, что под утро с ним случился сердечный приступ, пришлось отпаивать его валерьянкой. Ирина Мещерская умело растирала, массировала синюшные ступни и из жалости, из сострадания открыла ему правду.

— Милый, богатенький дурачок, — бормотала она, смешивая французскую речь с нижегородским говорком. — Тебе нужна совсем другая девушка, не такая, как я. Я никому не буду хорошей женой. Я люблю только себя.

В Москве она жила как у Христа за пазухой. Уютная квартира, налаженный, комфортный быт. Две-три подруги для болтовни. Любимая работа, где год от года ее акции повышались. Весной одна из ее причесок уплыла в Японию и получила там первый приз за элегантность. Небольшой, но постоянный круг богатых клиенток, в основном из числа топ-моделей и актерок. И внутренняя, полная гармонии сосредоточенность на самой себе, на своих чувствах, впечатлениях, вплоть до желудочной эйфории. Мысли о замужестве иногда приходили ей в голову. Она мечтала, что рано или поздно встретит простого, доброго, сильного парня и нарожает пару-тройку двуногих котят, которых будет вылизывать, кормить, причесывать и одевать с таким же удовольствием и безмятежностью, как делает все остальное.

Недавно у нее затеялся роман с прицелом на солидное продолжение. Парень был не совсем в ее вкусе, немного по виду дохловат, но с уверенной повадкой, остроумный и покладистый. С первых дней знакомства (в метро) он так ее смешил, что Ирина Васильевна поняла: дело серьезное. Да и дохловатость его оказалась обманчивой. Худенький, но жилистый, как черенок антоновки. Звали его Витя Рохлин. Он работал в какой-то посреднической фирме и, по его словам, по полторы-две тысячи в месяц имел не глядя.

Но не деньги ее беспокоили, а Витина непредсказуемость. В чем-то он напоминал ей президента Ельцина, кумира всех правозащитников. Мог так же неожиданно исчезнуть на несколько дней, а потом в оправдание нес забавную околесицу. Или другое: он очень много врал. Причем по-детски, без всякой необходимости. То он окончил университет, то мореходку, то вообще нигде не учился, потому что по навету отсидел десять лет за непредумышленное убийство. То у него был отец, известный ученый, химик-атомщик, проживающий в доме на Набережной, то он был сирота, подкидыш, то оба родителя пребывали в добром здравии, но эмигрировали в Америку, будучи евреями. В другой раз он оказывался по национальности грузинским князем, но со славянской матушкой, жительницей Тверской губернии, тоже урожденной столбовой дворянкой. Скорее, Витя даже не врал, а развлекался фантазиями, примеряя на себя разные человеческие маски, но постоянно путался, а когда Ирина уличала его в противоречиях, обижался и замыкался в себе. Мужчина-дитя, любовник-паж. Такого она давно хотела завести.