Артуро Перес-Реверте - Королева Юга

– Не говорите о том, чего не знаете. – Его слова прозвучали одновременно упреком и советом. – Я занимался своей работой. Я живу этим. А в то время она была никто. Просто невозможно было себе представить…

Он изобразил на лице какую-то гримасу – словно бы про себя, нехотя, будто кто-то рассказал ему плохой анекдот из тех, что не сразу доходят.

– Совершенно невозможно, – повторил он.

– Может, вы ошиблись.

– Многие из нас ошиблись. – Похоже, это множественное число служило ему утешением. – Хотя в этой цепи ошибок я был наименее значительным звеном.

Он провел ладонью по своим редким вьющимся волосам – чересчур длинным, отчего выглядел он довольно подленько. Потом снова повертел на столе широкий стакан с коктейлем из виски; жидкость была почти шоколадного цвета, отнюдь не делавшего ее аппетитной.

– В этой жизни за все приходится платить, – заговорил он после некоторого раздумья. – Только одни платят до, другие – в процессе, а третьи – после… Мексиканка заплатила до… Ей больше нечего было терять, а все, что она могла выиграть, ожидало ее впереди. Она и выиграла.

– Говорят, вы бросили ее в тюрьме. Без единого сентимо.

Его лицо выразило искреннюю обиду. Хотя, когда речь идет о человеке с его прошлым – о котором я уж постарался разузнать, – это не значит ровным счетом ничего.

– Не знаю, кто и чего наговорил вам, но это неточно, Я, как и любой другой, умею быть практичным, понимаете?.. В моем деле это абсолютно нормально. Но дело не в этом. Я не бросал ее.

За этим тезисом последовал ряд более или менее разумных оправданий. Действительно, Тереса Мендоса и Сантьяго Фистерра доверили ему кое-какие деньги.

Не бог весть что: определенные суммы, и он старался их аккуратно отмыть. Беда в том, что он вложил почти все в картины: пейзажи, морские виды и тому подобное. В том числе, и пару неплохих портретов. Да. По случайному стечению обстоятельств он сделал это как раз вскоре после гибели галисийца. Художники были не слишком известные. На самом деле, в общем-то, их не знал никто. Потому-то он и вложил деньги в них, рассчитывая, что со временем картины поднимутся в цене. Но грянул кризис. Пришлось продать все до последнего полотна – тут уж было не до того, чтобы просить высокую цену, – а также небольшую долю в баре на Мэйн-стрит и еще кое-что. Из вырученных денег он взял то, что ему полагалось в качестве гонорара – там имелись некоторые задержки и незавершенные дела, – а остальное направил на оплату защиты Тересы. Разумеется, это обошлось довольно дорого. В конце концов, она провела за решеткой только год.

– Говорят, – уточнил я, – что это благодаря Патрисии О’Фаррелл. Это ее адвокаты занимались подготовкой всех необходимых бумаг.

Он снова вознамерился было положить руку на грудь жестом искренней обиды, но так и не довел его до конца.

– Да вам могут наговорить что угодно. На самом деле… да, был момент, когда… – Он смотрел на меня, как свидетель Иеговы, призывающий знамение свыше.

– …когда у меня были другие дела. А дело Мексиканки застыло на мертвой точке.

– Вы имеете в виду – деньги кончились.

– Те немногие, что находились у меня, – да. Они кончились.

– И тогда вы перестали заниматься ее делом.

– Послушайте, – он развел в стороны ладони с растопыренными пальцами, как будто этот жест должен был служить гарантией правдивости его слов, – я живу этим. Я не мог терять времени. В конце концов, для чего-то существуют государственные адвокаты. Кроме того, повторяю, невозможно было знать заранее…

– Понимаю. А потом, позже, она не призвала вас к ответу?

Он погрузился в созерцание своего стакана на стеклянном столике. Похоже, мой вопрос пробудил в нем малоприятные воспоминания. В конце концов вместо ответа он просто пожал плечами и воззрился на меня.

– Но ведь впоследствии, – настаивал я, – вы снова стали работать на нее.

Он опять сунул руки в карманы пиджака и тут же вынул их. Потом отхлебнул из стакана и вновь проделал те же самые действия.

– Ну, в общем, да, – наконец согласился он. – Это было давно и совсем недолго. Потом я отказался продолжать. Я чист.

У меня была другая информация, однако я не стал говорить ему об этом. Выйдя из тюрьмы, Мексиканка жестко взялась за него – так мне рассказывали. Выжала, как лимон, и выбросила, когда он перестал быть ей полезным. Именно так говорил Пепе Кабрера, главный комиссар полиции Торремолиноса. Мендоса взяла этого сукина сына за горло и трясла до тех пор, пока не вытрясла все кишки вместе с их содержимым. Глядя на Эдди Альвареса, вполне можно было представить себе эту картину. Скажи ему, что ты от меня, посоветовал Кабрера, когда мы обедали в яхтенном порту Бенальмадены.