Владимир Колычев - Страсть по понятиям

— Почему?

— Я откуда знаю?..

— Может, у него новый любовник появился?

— Во! Евдоха так и сказала! Новая любовь, говорит…

— Если Евдоха знала, то и вся округа должна знать.

— А вот и нет! Евдоха у меня баба умная! Язык у нее с умом, не то что у некоторых… Да и я бы тебе ничего не сказал… Слушай, у меня снова ноги отнимаются!

— Сначала ноги, потом руки, потом и голова отнимется. Так тебе и надо.

— Эй, ты чего?

— Я смотрю, вы с Евдохой оба умные. У нее брат пропал, у тебя — шурин, а вы и рады.

— Так это, мы же ничего не знаем… Только догадываемся…

— А отчего догадываетесь? Чего боялся Ремезов? Почему он избавился от Юры?

— Ну, может, и не избавился, — растерянно пожал плечами Витя.

— Что Юра такого знал, чего не должен оыл знать?

— Ну, я не знаю…

Хотелось бы мне поговорить с соседями Ремезова, расспросить у них, с кем он жил последние три года. Но ведь соседкой у него была только Настя, а она ничего не скажет…

Но я мог поговорить с людьми, которые жили по соседству с домом, который снимал Ремезов. Поэтому я и спросил у Вити адрес.

— Ну, он тут через улицу жил, — махнул он рукой вправо. — Улица Крайняя, так и называется, семнадцатый дом. Он там за свой счет крышу перекрыл металлочерепицей… Вишневого цвета. Там только одна такая крыша…

— Понятно… А с кем Юра еще дружил? Ну, помимо Ремезова. Был у него… э-э… друг?

— Да нет… У нас это дело не жалуют, по морде можно получить. Он боялся.

— Ну а просто так ни с кем не дружил?

— Да нет. Он у нас тихий был, забитый. Я поверить не мог, что он с кулаками на Ремезова полез.

— Но ведь полез.

— Белка к нему прискакала.

— Эта белка его на тот свети отправила…

— Ну почему на тот свет, может, жив еще… Может, еще объявится? — безнадежно вздохнул Витя.

— Да нет, не объявится. И ты знаешь, почему. Может, сам к этому делу руку приложил…

— Я?! Да нет, что ты! — перекрестился мужик. — Я не ангел, но на такое дело никогда бы не пошел!

— А кто пошел?.. Кто Юру увез?

— Да никто. Он на автостанцию пошел. Чемодан собрал, с нами попрощался и ушел. А часа через два этот подъехал, узкоглазый, ну, тот который тебе челюсть сломал. С ним еще один был, он тоже тебя бил. Ну, мы сказали, что он уехал, они за ним поехали. И все, пропал Юрка, ни слуху ни духу…

А узкоглазого Феди больше нет, и его «быки» сгинули. Не спросишь у них, куда они Шептулина дели. Не скажут они, где могилка его… Да и не стояла передо мной задача найти этого парня. Хотя работать в этом направлении я буду.

— А ты укол мне делать будешь? — спохватился Витя. — А то у меня уже голова кружится!

— Все правильно. Это у тебя вакуум отсыхает.

— Какой еще вакуум?

— А тот, который у тебя вместо совести. Совесть твоя уже давно отсохла, один только вакуум остался. Сейчас вакуум отсохнет, и все, крышка.

— Слушай, я ведь сейчас кричать буду! — с отчаяния пригрозил мне Витя. — На помощь позову!

— Какая помощь? Я тебе обычные конфеты скормил. Не было там никакого яда, — фыркнул я.

— Не было?! — возмутился Витя. — Ты что, меня обманул?

— Обхитрил.

— А почему ноги тогда отнимаются? Почему руки холодеют?

Я забрал у него бутылку, смочил ватку водкой, достал шприц, продезинфицировал место на плече под срезом короткого рукава. Витя радовался, пока я не снял колпачок с иголки.

— Точно яда не было? — спросил он, ладонью закрыв смоченное водкой место на плече.

— Что, не холодеют руки?

— Нет. И с ногами все в порядке…

— И голова не кружится?

— Нет.

— Ну что ж, вакуум твой уже отсох. Пора время засекать. — Я поднял руку, посмотрел на часы. — Тебе осталось минуты три, от силы…

— А если укол сделать? — заколотился Витя.

Я вколол ему витамин. Но сказал, что этого мало. Для полной уверенности через неделю нужно будет повторить укол. А если вдруг его жена позвонит Ремезову и расскажет ему про наш с ним разговор, этого укола не будет. Не знаю, поверил мне Витя или нет, но уходил я от него с уверенностью, что никто не узнает о нашей беседе.

Дом с железной черепицей вишневого цвета я искал недолго. Обычная бревенчатая изба, обитая доской. Разве что крыша новая да покраска относительно свежая. Ставни распахнуты, во дворе на веревках развешано белье, у дверей на табуретках стоит корыто, похожее на гроб. Но жильцы этого дома меня волновали не очень, гораздо интересней было встретиться с их соседями.

Дом справа пустовал, ставни закрыты, дверь на замке. Хотя запустения во дворе не чувствуется. И трава недавно выкошена, и стволы у садовых деревьев побелены. Может, съехали куда хозяева. А может, на курорт поехали. В памяти почему-то всплыла сцена из фильма «Печки-лавочки», где Шукшины, играющие сельчан, отправляются на курорт по одной профсоюзной путевке…