Александр Кулешов - Памятник футболисту (Скандал в благородном семействе)

«Бедный спорт! Такой великий, такой прекрасный, такой чистый, здоровый, полезный, радостный... Как только не стараются прибрать его к рукам! Чтоб служил он раздорам и вражде, наживе и спекуляциям, лжи и жестокости.

Но не получается.

Рано или поздно спорт все же берет свое — словно спортсмен, измотавшийся, порвавший одежду, нахватавший синяков в отчаянной борьбе, он всходит чистым, улыбающимся, красивым на пьедестал почета. В конечном счете спорт всегда побеждает. Но любая борьба требует жертв, и нескончаем список тех, кто пал в этой борьбе».

...Так размышляла «футбольная девушка» Мария, стоя у скромной могилы на городском кладбище.

Она недавно вернулась из Бразилии, постигнув все премудрости сложной науки болеть за родной клуб. Она усовершенствовалась в искусстве петь, извиваться, танцевать, прыгать, жестикулировать. Смеяться и улыбаться, задирать ноги и вскидывать голову, призывно вскрикивать и умопомрачительно вилять бедрами... Чего только она теперь не умела в совершенстве, чтобы вызывать энтузиазм, восторг, возмущение, любые эмоции тысяч болельщиков.

Но все эти знания оказались ни к чему. В отряд «футбольных девушек» ее не вернули, придумав нелепый предлог: она «стала слишком толстой». Еще бы, при росте 175 сантиметров она весила 58 килограммов! Кошмар!

Впрочем, Мария была достаточно умна, чтобы понять: девушка, чье имя связано с погибшим Лонгом, никому здесь не желательна. Чем скорей о всей этой истории забудут, тем лучше. А то кто-нибудь из новых, тем более юных, футболистов еще, чего доброго, поинтересуется, кто был Лонг, что говорил, как себя вел, почему погиб. И что уж совсем никуда не годится — пойдет по его стопам...

Под легким морским бризом мягко шелестели высокие каштаны. Запах моря, старых деревьев, нагретого камня наполнял воздух. И царил в этом последнем людском прибежище обычный кладбищенский покой: смесь тишины, печали, забвения и щемящей тоски.

По обращенному к морю склону заросшего холма, теснясь друг к другу, спускались ряды беломраморных плит, деревянных и каменных крестов. То не было кладбище для богатых, и на нем не высились массивные, огромные обелиски и склепы.

Простая белая мраморная плита с именем покойного, датой рождения и смерти, короткой надписью «Прими, господь, его душу» — вот и все, что осталось от звезды футбола на этой земле. Он и был-то ее гостем всего двадцать лет. Всего двадцать лет побегал по ней, доставляя радость любителям футбола — великой игры.

Но в том мире, в котором он родился и жил, у этой игры существовали и иные правила, не вписанные ни в какие уставы.

Он их не знал, он знал только официальные, не иные. А когда узнал, не захотел их соблюдать.

Кто не соблюдает правил игры, того наказывают.

И Лонг понес наказание.

Остался футбол. Осталась прекрасная игра, которая будет жить вечно. Осталась и та, другая игра, которая исчезнет лишь вместе с породившим ее миром.

А вот Лонга больше нет.

Есть только памятник футболисту — эта скромная плита, этот невысокий крест.

Мария вытерла платком глаза, поправила цветы, принесенные па могилу любимого. Она еще постояла некоторое время, переводя взгляд с мраморной плиты на весело сверкавшее, плясавшее под золотым солнцем море.

Потом опустила на лицо, пониже, черную косынку, которую надевала всегда, когда шла сюда, и медленным шагом направилась к воротам.

Так же медленно шла она по улицам мимо старых лавчонок, высоких отелей, роскошных магазинов, мимо глухих оград, увешанных яркими афишами, возвещавшими о предстоящем матче «Рапида» — «Лаценц».

Она миновала городской полицейский комиссариат и не заметила комиссара Фабиана, стоявшего у окна своего кабинета.

Впрочем, и комиссар не заметил ее. Он стоял здесь уже несколько минут, устремив взгляд на синий залив, на скопище белых парусов, на дальние морские просторы, где проплывал молочно-белый пассажирский лайнер.

Комиссар Фабиан пребывал в радужном настроении. Он-таки получил повышение за блестяще раскрытое им преступление — убийство футболиста Лонга и похищение другого футболиста — Каспи. (Правда, не удалось обнаружить убийц Тринко, но кого интересует судьба мелкого и к тому же с темным прошлым ресторатора?) Теперь Фабиан был уже не бригадным, а дивизионным комиссаром. Это кое-что сулит... «Кое-что сулит», — пропел себе под нос ДИВИЗИОННЫЙ комиссар Фабиан и вернулся к письменному столу.

В конце концов, это справедливо. Талантливых работников надо поощрять. Конечно, по сравнению с другими городами здесь было спокойно. Но вот стоило совершиться настоящим преступлениям, как именно он, выдающийся комиссар Фабиан, железной рукой с ними справился.