Александр Кулешов: Памятник футболисту (Скандал в благородном семействе)

И вдруг такое странное зрелище: одетый мужчина заснул в душевой. Может быть, ему плохо? Смотритель зашел в кабинку, потрогал спящего за плечо и с криком выбежал наружу.

Сейчас вокруг зловещей кабины собралась толпа — кто в купальном костюме, а кто и одетый, и полдюжины полицейских лениво оттесняли любопытных, потея в своих черных тяжелых мундирах.

Старший инспектор Бафир времени не терял. Внутри кабины и вокруг уже суетились эксперты-криминалисты, фотографы; растерянная перед таким обилием людей, сидела собака, высунув красный язык и прерывисто дыша. Судебно-медицинский эксперт собирал свой чемоданчик — ому здесь уже нечего было делать.

Комиссар Фабиан, невыносимо скрежеща тормозами, подлетел к самой кабине, выскочил из машины, пушечно хлопнув дверцей, и сразу внес в спорую и тихую работу полицейской бригады шум и волнение.

— Где он? Как же это? Что ж вы? Ну-ка! Как это могло произойти? — кричал он и так смотрел на полицейских, словно это они совершили убийство, а теперь стараются свалить свою вину на других.

— Кто убил? — задал он наконец последний, бесполезный, вопрос.

Старший инспектор Бафир молча пожал плечами. «Кто убил?» Если б знать, не болтались бы здесь по жаре, а ловили убийцу.

Привели старика смотрителя пляжа. Обалдев от допросов, он в десятый раз рассказывал историю обнаружения трупа, каждый раз на свою голову дополняя ее новыми подробностями. То ему показалось, что мелькнула невдалеке какая-то тень, то он припоминал, что в кабинке услышал легкий аромат женских духов, то еще что-то (старик в свободное время зачитывался детективными романами).

Нашлись, разумеется, и в толпе свидетели, что-то видевшие, или предполагавшие, или «подумавшие, что...»

Инспектора, зевая, записывали эти путаные, никому не нужные показания — делали свою рутинную работу.

А пришедший наконец в себя комиссар с тоской смотрел на убитого. Перед ним лежал совсем молодой, а в смертном покое даже юный красавец. Бледное лицо было безмятежно спокойным, и казалось, на пухлых посиневших губах еще играет легкая улыбка. Безукоризненный пробор в черных как смоль волосах оставался ненарушенным. Лонг! Восходящая звезда национального футбола! А кто знает, быть может, со временем и мирового. Как он играл, как играл!

И вот теперь он уже никогда не выйдет под рукоплескания трибун на зеленое поле, не помчится по нему, словно сине-белая молния (синий и белый были цвета «Рапида»), не вобьет своим чудовищной силы ударом мяч в ворота противника так, что весь стадион как один человек поднимется, загрохочет рукоплесканиями, ревом сирен, треском хлопушек, барабанной дробью. Ничего этого не будет... Останется скромный крест над скромной плитой, и через несколько лет никто и не вспомнит, кто здесь покоится — надежда национального футбола.

Комиссар тяжело вздохнул. Украдкой вытер слезу, И вдруг настроение его круто изменилось. Мерзавцы! Негодяи! Кого убили! Нет, он их поймает! Из-под земли достанет! Неужели конкуренты? Неужели стали убивать лучших игроков команды соперника? До чего дошли!

Но соперников у «Рапида» было слишком много: и в первенстве страны, и в розыгрыше Кубка кубков, и Кубка чемпионов...

И все же он найдет убийц.

Теперь комиссар Фабиан был снова деятелен и деловит. Версий много. Например, убийство на почве ревности. Покойный был красив, знаменит, молод, поклонницы просто преследовали его. А у поклонниц могли быть ревнивые поклонники. Или еще: Лонг — это знали все, кто соприкасался с футбольной жизнью города,— не отличался тихим характером. Он слыл задиристым, независимым. Тренеру не всегда было легко с ним справиться, да и товарищи, хоть и все старше его по возрасту, отнюдь не все были для него авторитетами.

Лонг был великий, поразительного таланта футболист, пусть еще не достигший своей вершины, но что через год-два ему не будет равных, понимали все. В том числе и сам Лонг. Он не кичился, не зазнавался, но давал понять, что знает себе цену.

Ну, а лучше всех цену ему, и уж не фигурально, а буквально, знал, конечно, президент клуба «Рапид» господин Зан. Цена эта измерялась цифрой со многими нулями. Лонг был капиталом. Но капиталом беспокойным, который в банковский сейф не упрячешь, который бегает по полю, а по вечерам может и сорваться куда-нибудь, так что и тренер не уследит.

Убийство было совершено из револьвера малого калибра, снабженного, вероятно, глушителем. Иначе на пляже выстрел, конечно бы, услышали. Стреляли вплотную — пороховые следы остались на затылке. Но почему оказался Лонг в этой кабинке (как стало известно, арендованной совсем другим человеком, которого и в городе-то вот уже месяц не было)? И почему был одет? И как подпустил к себе убийцу? Как тот вошел и вышел? А если преступление произошло в другом месте, то каким образом удалось пронести труп на глазах у всех в кабину?