Кирилл Казанцев - Роман строгого режима

— Прыгай мне за спину! Да живее, Лешенька!

— Ты почему Лиду бросила? — всполошился Корчагин, прыгая на лошадь и обнимая девушку за талию.

— Да не сбежит твоя Лида, куда она денется! — раздраженно выкрикнула Татьяна, стегнула поводьями, и они помчались догонять сбежавшее войско…

Предел усталости был не за горами. Погони не наблюдалось — ото всех избавились. Но останавливаться не хотелось, отряд продолжал вгрызаться в сузившееся ущелье. В этой местности Алексей уже не ориентировался, он уже ни в чем не ориентировался! Скалы сливались в монотонную вереницу бесформенных глыб, липкий пот заливал глаза. «Блатной шарик» не успел подняться, как сразу начал жарить. Жирные круги плясали перед глазами — от усталости, от жары, от потрясения… Когда сомкнулись скалы по курсу, он поначалу решил, что это глаза сбежались в кучку. Но все оказалось серьезнее — впереди тупик, ущелье обрывалось, дорогу преграждали монолитные скалы. Кони вяло гарцевали среди разбросанных каменных огрызков, устилающих дно теснины, люди хмуро озирались. С двух сторон возвышались кручи — не сказать что отвесные, на них имелся какой-то уклон, они напоминали распрямленный амфитеатр — уступы, камень, глина, все вперемешку, и все эти «горки» вздымались метров на пятнадцать вверх. Выбора не было. Склон на западе выглядел более пологим. Люди бросали лошадей, взбирались на склон, делая передышки на уступах. И снова изнуренная Лида болталась у Корчагина на плече, Василий его поддерживал, а Татьяна фыркала где-то сзади. Коптелый вскарабкался первым, схватил Алексея за шиворот, поволок на буксире. Потом дождался отстающего Дмитрия Ивановича, помог ему подняться. Наверху имелась площадка, в отдалении причудливым «яйцом» возвышалась небольшая скала округлой формы. А вокруг простиралась безрадостная перспектива — угрюмое горное царство, средоточие Турочанского хребта, нелепые, но живописные нагромождения всего, что называется «горной местностью»…

— Ох, как много наших полегло… — сетовал Коптелый, падая на колени. Подтянул к себе рюкзак. — Ну всё, бабоньки и мужики, ложусь есть, проголодался, как скотина. Есть желающие отведать колбаску из эмульсии свиной шкурки? — Но вместо колбаски он первым делом извлек плоскую бутылку джина, о существовании которой никому не говорил, отвинтил крышку и, присосавшись, выхлебал половину. Рухнул навзничь и счастливым взором уставился в небо…

Люди падали в каменное крошево, сил ни у кого не осталось. Тяжело дышал Дмитрий Иванович, подложив под голову старый рыболовный рюкзак — перегрузки для пожилого организма были существенные.

— Отец, ты в порядке?

Дмитрий Иванович как-то вымученно засмеялся, ничего не ответил.

Лида дрожала, свернувшись в позе зародыша. Ее одежда превратилась в лохмотья, волосы спутались, смешались с грязью. Она смотрела на Алексея слезящимися глазами, и зарождалось подозрение, что она его не узнавала. Поза девушки, мордашка, фигурка, все казалось таким беззащитным, хрупким, невинным, что у Алексея защемило сердце. Что за ересь тут несли «доброжелатели»? Это наветы, они говорили про другую женщину. Вот его Лида, она здесь, ну, изменилась немного, девять лет прошло, а время меняет людей… Ложь, он не верил! Если и имелись крупицы правды в тех наветах, то это дурное влияние «улицы», монстра по фамилии Рудницкий, он всё переделает, исправит, слепит то, что было…

— Узнаешь меня? — он погладил девушку по голове. Она сжалась, закрыла глаза. — Это я, Алексей… — Он не узнавал свой голос.

— Я помню тебя, Лешенька… — прошептала Лида, и маленькая жилка задрожала на виске. — Я не сразу тебя узнала, но теперь вижу, что это ты… Как же много всего утекло…

— Послушай… — зашептал он на подъеме. Желудок превращался в воздушный шар. — Ты считаешь, будто это я убил твоих родителей… Это ложь, все не так, я никого не убивал, об этом все знают, но мне впаяли за это срок… Рудницкий все подстроил, чтобы отобрать тебя, бизнес, отомстить за уничтоженную наркоту…

— Какая разница, Лешенька… — Она открыла глаза и посмотрела на него пустым взглядом. А он опешил. Что значит, какая разница? О чем она?

— Что ты собираешься делать? — прошептала она.

— Не знаю, — честно признался он. — Пока не знаю. Отвезу тебя в безопасное место. Я уничтожу Рудницкого, слышишь? Это он, сука, сломал нам жизнь…

Она вздохнула и снова закрыла глаза, а он заткнулся на полуслове, не зная, как себя вести. Поднял голову и встретился глазами с другой женщиной. Она угрюмо и печально на него смотрела — не отрываясь, не моргая. Ей было обидно, просто до колик обидно. Она знала что-то такое, чего не знал он… Сломалось что-то внутри — с хрустом, надрывно. Закружилась голова, мысли путались. Никакой он не стальной — он обычный человек, запутавшийся в себе и в окружающих, вбивший в голову какие-то гнилые, устаревшие установки! Эта женщина третий день находится рядом с ним, рискует всем, что имеет, бережет от опасностей, несется на помощь даже тогда, когда он не просит. А какая она, если присмотреться, сексуальная и привлекательная… Почему он так редко на нее смотрел? Да что творится у него с головой, в конце концов?!